Этихъ «лавинъ матеріи». Микель Анджело презиралъ пейзажную живопись, ибо ему для его цѣлей пейзажъ просто не былъ нуженъ. Но эта чуждость пейзажа не означала какого-либо презрѣнія и умерщвленія плоти. -)то отсутствіе пей
зажа было лишь чѣмъ-то въ родѣ поэтическаго пріема. Пріемъ же этотъ далъ возможность художнику сосредоточить все вниманіе на главномъ со
держаніи своей проповѣди — на принятіи христіанствомъ догмы Вѣчной Плоти.
Вѣками колебалось человѣчество между отверженіемъ міра и принятіемъ его; и то, и другое оно находило въ словахъ Того, Кому оно молилось, какъ Спасителю. Микель Анджело именно въ томъ и означаетъ перевалъ культуры, что онъ утверждаетъ принятіе, что онъ всѣмъ своимъ твореніемъ до
казываетъ (и доказываетъ неоспоримо) божественную природу человѣка не только въ его духѣ, но и въ тЪлЪ. Тѣмъ самымъ онъ является художникомъ не только замыкающимъ пройденную эру, но вводящимъ человѣчество въ новую. Вѣдь, принято съ него начинать «упадокъ» искусства возрожденія (его считаютъ отцомъ барокко), и это въ томъ смыслѣ вѣрно, что онъ сразу увлекъ дальше впередъ, не давъ даже передохнуть на вершинѣ.
Въ книгѣ преданнаго ученика, друга и біографа Микель Анджело, Кондиви, мы находимъ прямыя подтвержденія того, что Микель Анджело стра


стно любилъ природу и всю плоть мірозданія. Характерно, что въ началѣ его біографіи мы встрѣчаемъ случай, близкій къ одному изъ первыхъ эпизо


довъ жизни Леонардо. Тотъ написалъ голову Горгоны и употребилъ все свое стараніе на правдоподобную передачу змѣй, замѣнявшихъ чудовищу волосы.
Микель Анджело въ первой живописной работѣ выбралъ себѣ въ образецъ гравюру Шонгауера «Искушеніе св. Антонія» 101 и пожелалъ также придать монстрамъ, терзающимъ святого отшельника, вполнѣ правдоподобный видъ. Съ этою цѣлью онъ даже отправился къ рыболовамъ и принялся изучать «форму и краску плавниковъ и даже тонъ рыбьихъ глазъ и мн. др.» 102.
Разсказывая далѣе о зависти Гирландайо къ своему ученику, Кондиви упоминаетъ вскользь о многозначительной для насъ подробности: какъ юноша тщетно просилъ своего учителя одолжить ему альбомъ съ этюдами «овецъ и овчарокъ, пейзажей, домовъ и руинъ». Въ другомъ еще мѣстѣ біографіи Микель Анджело онъ разсказываетъ, что великій мастеръ изучалъ не только
101 Если мы вспомнимъ здѣсь, что гравюры Дюрера повліяли и на Рафаэля, то мы сразу убѣ
димся, что въ «римской школѣ» соединились не однѣ «итальянскія» рѣки искусства.
102 Разумѣется, въ этомъ разсказѣ Кондиви поражаетъ «готическій» оттѣнокъ первоначаль
ныхъ вкусовъ Микель Анджело. Онъ начинаетъ свою дѣятельность съ дьявольщины въ характерѣ своего современника Босха. Вѣдь, и первой его
скульптурной работой была маска фавна—по средневѣковымъ воззрѣніямъ, того же дьявола. Одна
ко, мы не должны забывать, какую колоссальную роль въ развитіи вообще всего «жизненнагоискусства игралъ «культъ» (хотя бы «отрицательный культъ») дьявола. Его соблазны, его «прельщенія» привели художниковъ къ изученію видимо
сти. Въ микрокосмахъ Микель Анджело и Леонардо повторилось міровое явленіе огромнаго смысла.