ни общественной безопасности, ни торговли, неспособна платить ужасающіе налоги, къ которымъ принуждаютъ и содержаніе непомѣрно большой арміи и расточительность демократическаго правительства; плателыцикъ податей, если онъ и нлатитъ, такъ только бумажными деньгами, которыя уже ничего не стоять. Серебро и золото, которыя только и идутъ въ счетъ, можно получать въ видѣ налоговъ только съ чужихъ странъ. Значитъ, всѣ реальности власти въ рукахъ арміи, и правительство находится въ зависимости у командующихъ арміями.
Но какъ же ожидать отъ этихъ армій, ставшихъ отиынѣ ultima ratio государства, чтобы онѣ перестали интересоваться политикой, разъ онѣ имѣютъ въ ней рѣшающій голосъ, завоеваніями, которыя онѣ совершаютъ, данями, которыя онѣ собираютъ? Армія стала душою націи; въ арміи нашло убѣжище все, что сохранило въ себѣ подъемъ духа, энтузіазмъ п гордость 1792 года. Публика, наскучившись бесполезными словами, пресытившись законами, не имѣющими силы, отворачивается отъ преній въ совѣтахъ, не оказывающихъ никакого воздѣйствія на правительство, и обращается къ арміямъ, потому что онѣ дѣйствуютъ, создаютъ событія, вызываютъ еще тѣ усиленныя біенія сердца, которыя обратились въ потребность со времени революціи. Какъ судьба армій въ республикѣ, такъ и характеръ ихъ странно измѣнился 6). Война утратила тотъ цѣльный характеръ, какой носила священная война съ 1792 до 1794 года, отъ Вальми до Флерюса. Вмѣстѣ съ завоеваніемъ перемѣстились всѣ чувства, и перспективы измѣнились. Внѣ сомнѣнія, отъ первоначальнаго духа революціи,
отъ французскаго темперамента сохранилось еще нѣчто человѣчное и рыцарское, что смягчаетъ завоеваніе. Но духъ великолѣпія, честолюбіе пробуждаются, по мѣрѣ того какъ возникаютъ соблазнительные поводы, алчность, желаніе составить себѣ состояніе. Генералы остаются республиканцами, но понятіе о республикѣ, какое они составляютъ себѣ, измѣняется, какъ измѣняются завоеваніе и война. Они стараются опредѣлить свое положеніе въ государствѣ. Они образуютъ корпорацію. Они привязываются къ своимъ солдатамъ узами личной связи, общими испытаніями и карьерой.
Армія начинаетъ сознавать свою важность въ республикѣ. Она на чинаетъ спрашивать, куда ее ведутъ, кто ее ведетъ, что дѣлаютъ изъ ея завоеваній; она оглядывается назадъ, въ сторону Парижа. Она повинуется уже не какому-то якобы таинственному призванію; она все болѣе и болѣе повинуется воинственному призванію. Большинство простого
6) См. о преобразованіи духа армій, т. I, стр. 3, 423—424; т. II, стр.
436—447; т. IV: арміи и республика, стр. 289—292, 359 и сс.
Но какъ же ожидать отъ этихъ армій, ставшихъ отиынѣ ultima ratio государства, чтобы онѣ перестали интересоваться политикой, разъ онѣ имѣютъ въ ней рѣшающій голосъ, завоеваніями, которыя онѣ совершаютъ, данями, которыя онѣ собираютъ? Армія стала душою націи; въ арміи нашло убѣжище все, что сохранило въ себѣ подъемъ духа, энтузіазмъ п гордость 1792 года. Публика, наскучившись бесполезными словами, пресытившись законами, не имѣющими силы, отворачивается отъ преній въ совѣтахъ, не оказывающихъ никакого воздѣйствія на правительство, и обращается къ арміямъ, потому что онѣ дѣйствуютъ, создаютъ событія, вызываютъ еще тѣ усиленныя біенія сердца, которыя обратились въ потребность со времени революціи. Какъ судьба армій въ республикѣ, такъ и характеръ ихъ странно измѣнился 6). Война утратила тотъ цѣльный характеръ, какой носила священная война съ 1792 до 1794 года, отъ Вальми до Флерюса. Вмѣстѣ съ завоеваніемъ перемѣстились всѣ чувства, и перспективы измѣнились. Внѣ сомнѣнія, отъ первоначальнаго духа революціи,
отъ французскаго темперамента сохранилось еще нѣчто человѣчное и рыцарское, что смягчаетъ завоеваніе. Но духъ великолѣпія, честолюбіе пробуждаются, по мѣрѣ того какъ возникаютъ соблазнительные поводы, алчность, желаніе составить себѣ состояніе. Генералы остаются республиканцами, но понятіе о республикѣ, какое они составляютъ себѣ, измѣняется, какъ измѣняются завоеваніе и война. Они стараются опредѣлить свое положеніе въ государствѣ. Они образуютъ корпорацію. Они привязываются къ своимъ солдатамъ узами личной связи, общими испытаніями и карьерой.
Армія начинаетъ сознавать свою важность въ республикѣ. Она на чинаетъ спрашивать, куда ее ведутъ, кто ее ведетъ, что дѣлаютъ изъ ея завоеваній; она оглядывается назадъ, въ сторону Парижа. Она повинуется уже не какому-то якобы таинственному призванію; она все болѣе и болѣе повинуется воинственному призванію. Большинство простого
6) См. о преобразованіи духа армій, т. I, стр. 3, 423—424; т. II, стр.
436—447; т. IV: арміи и республика, стр. 289—292, 359 и сс.