дно содержаніе; крестьянпнъ, что мало землииы и поборы велики; хозяинъ, что мастеровые только пьянствуютъ, а не работаютъ; жалуется собственнику что собственность не приносить доходу, а обложена все возрастающими сборами; жалуется купецъ, что
очень ужъ плутъ сталъ народъ; акціонеръ, что его обворовываютъ; предприниматель, что слишкомъ много требуется для „подмазки“
чтобы пустить въ ходъ какое-либо дѣло; судъ жалуется на адмпнистрацію, администрація на суд ь; начальники жалуются, что под
чиненные ихъ не слушаютъ, подчиненные зачѣмъ еще есть у нихъ начальники, когда каждый самъ себя отлично чувствуетъ начальникомъ; общество жалуется, что правительство все беретъ на себя, правительство, что общество ничего взять на себя не хочетъ; публика жалуется на разнузданность журнальныхъ нравовъ и жадно читаетъ скандалы; журналисты жалуются, что имъ недостаетъ свободы слова и съ азартомъ требуютъ „обузданія“
если кто заговорить не по камертону; раскольники жалуются, что не признаютъ ихъ архіереевъ и что чиновники и литераторы, съ тѣхъ поръ какъ приняли роль защитниковъ „свободы совѣсти“, обходятся дороже прежняго; чиновники жалуются, что у раскольниковъ туга стала мошна; профессора жалуются, что у нихъ нѣтъ студентовъ въ аудиторіяхъ, студенты что у нихъ нѣтъ профессоровъ на каѳедрахъ, тѣ и другіе, что не могутъ серіозно зани
маться дѣломъ — студенты потому, что не имѣютъ каесъ и сходокъ, профессора потому, что „автономіи грозить опасность“ и требуется прибавка жалованья; не жалуются кажется только лѣса и горы,—горы потому, что ихъ нѣтъ, а лѣса потому, что мы ихъ повырубили.
„Но странное дѣло! во, всемъ обширномъ и разноголосномъ хоре жалующихся и негодующихъ не слышится вовсе указанія и жалобъ на главное зло составляющее действительную язву на
шего современнаго положенія. Послушать—мы всѣ находимся подъ гнетомъ какой-то тяжести и движемся въ сжатой и густой атмо
сфере. Но взглянувъ внимательнее, не трудно убедиться, что напротивъ всякая тяжесть сложена нами съ плечъ и мы идемъ на
легке; удушье, несомненно чувствуемое, происходитъ не отъ того, что воздухъ сжатъ, а оттого что разреженъ и мы взапуски ста
раемся лишить его живительнаго кислорода. Не въ томъ зло, что трудно у насъ жить, а въ томъ, что слишкомъ легко у насъ живется. Трудъ ослабъ на всехъ ступеняхъ. Мы проживаемъ капи
очень ужъ плутъ сталъ народъ; акціонеръ, что его обворовываютъ; предприниматель, что слишкомъ много требуется для „подмазки“
чтобы пустить въ ходъ какое-либо дѣло; судъ жалуется на адмпнистрацію, администрація на суд ь; начальники жалуются, что под
чиненные ихъ не слушаютъ, подчиненные зачѣмъ еще есть у нихъ начальники, когда каждый самъ себя отлично чувствуетъ начальникомъ; общество жалуется, что правительство все беретъ на себя, правительство, что общество ничего взять на себя не хочетъ; публика жалуется на разнузданность журнальныхъ нравовъ и жадно читаетъ скандалы; журналисты жалуются, что имъ недостаетъ свободы слова и съ азартомъ требуютъ „обузданія“
если кто заговорить не по камертону; раскольники жалуются, что не признаютъ ихъ архіереевъ и что чиновники и литераторы, съ тѣхъ поръ какъ приняли роль защитниковъ „свободы совѣсти“, обходятся дороже прежняго; чиновники жалуются, что у раскольниковъ туга стала мошна; профессора жалуются, что у нихъ нѣтъ студентовъ въ аудиторіяхъ, студенты что у нихъ нѣтъ профессоровъ на каѳедрахъ, тѣ и другіе, что не могутъ серіозно зани
маться дѣломъ — студенты потому, что не имѣютъ каесъ и сходокъ, профессора потому, что „автономіи грозить опасность“ и требуется прибавка жалованья; не жалуются кажется только лѣса и горы,—горы потому, что ихъ нѣтъ, а лѣса потому, что мы ихъ повырубили.
„Но странное дѣло! во, всемъ обширномъ и разноголосномъ хоре жалующихся и негодующихъ не слышится вовсе указанія и жалобъ на главное зло составляющее действительную язву на
шего современнаго положенія. Послушать—мы всѣ находимся подъ гнетомъ какой-то тяжести и движемся въ сжатой и густой атмо
сфере. Но взглянувъ внимательнее, не трудно убедиться, что напротивъ всякая тяжесть сложена нами съ плечъ и мы идемъ на
легке; удушье, несомненно чувствуемое, происходитъ не отъ того, что воздухъ сжатъ, а оттого что разреженъ и мы взапуски ста
раемся лишить его живительнаго кислорода. Не въ томъ зло, что трудно у насъ жить, а въ томъ, что слишкомъ легко у насъ живется. Трудъ ослабъ на всехъ ступеняхъ. Мы проживаемъ капи