мало двери Бастиліи и раскрыло передъ народомъ всю хилость монархіи. Октябрьскіе дни были лишь прямымъ послѣдствіемъ 14-го іюля.
Отнынѣ король сдѣлался плѣнникомъ въ своей столицѣ и узникомъ въ своемъ дворцѣ. Остались служители, но двора уже не стало. 18 іюля его младшій братъ, графъ Д’Артуа, его двоюродные братья, принцъ Конде,
бѣжитъ въ города. Придворная знать удаляется за-границу. Послѣ 6-го октября, вожди правой стороны: Мунье, Лялли, Бергассъ и сто двадцать депутатовъ, вотировавшихъ вмѣстѣ съ ними, выходятъ изъ Собранія и отказываются отъ борьбы. Новый потокъ эмигрантовъ несется къ границѣ, и отнынѣ начинается просачиванье, которому уже не суждено остановиться. Тѣ, которые бросаютъ родину въ первые часы,—не жертвы, а недовольные. Они уѣзжаютъ не столько для того, чтобы бѣжать отъ опасности, сколько для того, чтобы приготовить возмездіе. Появляясь при маленькихъ дворахъ, гдѣ ихъ принимаютъ—въ Савойѣ, на Рейнѣ, — они не представляются бѣглецами, которые просятъ пріюта, но политической партiей, которая ищетъ союзниковъ. Они во всеуслышаніе заявляютъ, что нѣтъ другого средства противъ кризиса, переживаемаго французской монархіей, какъ полнѣйшая контръ-революція, наказаніе бунтовщиковъ, отмѣна мятежныхъ законовъ, реставрація короля во всей полнотѣ его власти, дворянства — во всей полнотѣ его привилегій и, наконецъ, безусловное возстановленіе стараго режима въ государствѣ и синьоральнаго режима въ обществѣ. Они бросили игру только для того, чтобъ вѣрнѣе вы
играть ее: покинули Францію только для того чтобы вступить въ нее хозяевами; предоставили свободу дѣйствій революціи только для того, чтобъ зайти ей въ тылъ и уничтожить ее.
Они громко объявляютъ о своихъ планахъ, открыто составляютъ заговоры, хвастливо и легкомысленно замышляютъ вторженіе и завоеваніе своей родины. Ими же самими распространяемые слухи объ ихъ вооруженіяхъ, объ ихъ заговорахъ и союзахъ, ихъ высокомѣріе, повелительный тонъ, ихъ угрозы распространили мысль, что ихъ возвращеніе будетъ сопровождаться полной гибелью новаго порядка и новыхъ людей. Народъ принимаетъ буквально ихъ грозныя рѣчи, трепещетъ за завоеванныя имъ права и съ яростью обращается противъ тѣхъ, кого обвиняютъ въ желаніи ихъ отнять. Его гнѣвъ падаетъ на дворъ и на знать, оставшуюся во Франціи. Онъ ихъ обвиняетъ въ соучастіи съ эмигрантами. Заграничныя фанфаронады этихъ болтуновъ вызываютъ противъ королевской фамиліи и противъ дворянъ, сохранившихъ ей вѣрность, все усиливающуюся ненависть, подозрѣнія, которыя ежедневно обостряются, и, подъ
Отнынѣ король сдѣлался плѣнникомъ въ своей столицѣ и узникомъ въ своемъ дворцѣ. Остались служители, но двора уже не стало. 18 іюля его младшій братъ, графъ Д’Артуа, его двоюродные братья, принцъ Конде,
герцогъ Бурбонскій, герцогъ Энгіенскій, поспѣшили оставить Францію. Вслѣдствіе крестьянскихъ возстаній (жакерій) въ деревняхъ, мелкое дворянство
бѣжитъ въ города. Придворная знать удаляется за-границу. Послѣ 6-го октября, вожди правой стороны: Мунье, Лялли, Бергассъ и сто двадцать депутатовъ, вотировавшихъ вмѣстѣ съ ними, выходятъ изъ Собранія и отказываются отъ борьбы. Новый потокъ эмигрантовъ несется къ границѣ, и отнынѣ начинается просачиванье, которому уже не суждено остановиться. Тѣ, которые бросаютъ родину въ первые часы,—не жертвы, а недовольные. Они уѣзжаютъ не столько для того, чтобы бѣжать отъ опасности, сколько для того, чтобы приготовить возмездіе. Появляясь при маленькихъ дворахъ, гдѣ ихъ принимаютъ—въ Савойѣ, на Рейнѣ, — они не представляются бѣглецами, которые просятъ пріюта, но политической партiей, которая ищетъ союзниковъ. Они во всеуслышаніе заявляютъ, что нѣтъ другого средства противъ кризиса, переживаемаго французской монархіей, какъ полнѣйшая контръ-революція, наказаніе бунтовщиковъ, отмѣна мятежныхъ законовъ, реставрація короля во всей полнотѣ его власти, дворянства — во всей полнотѣ его привилегій и, наконецъ, безусловное возстановленіе стараго режима въ государствѣ и синьоральнаго режима въ обществѣ. Они бросили игру только для того, чтобъ вѣрнѣе вы
играть ее: покинули Францію только для того чтобы вступить въ нее хозяевами; предоставили свободу дѣйствій революціи только для того, чтобъ зайти ей въ тылъ и уничтожить ее.
Они громко объявляютъ о своихъ планахъ, открыто составляютъ заговоры, хвастливо и легкомысленно замышляютъ вторженіе и завоеваніе своей родины. Ими же самими распространяемые слухи объ ихъ вооруженіяхъ, объ ихъ заговорахъ и союзахъ, ихъ высокомѣріе, повелительный тонъ, ихъ угрозы распространили мысль, что ихъ возвращеніе будетъ сопровождаться полной гибелью новаго порядка и новыхъ людей. Народъ принимаетъ буквально ихъ грозныя рѣчи, трепещетъ за завоеванныя имъ права и съ яростью обращается противъ тѣхъ, кого обвиняютъ въ желаніи ихъ отнять. Его гнѣвъ падаетъ на дворъ и на знать, оставшуюся во Франціи. Онъ ихъ обвиняетъ въ соучастіи съ эмигрантами. Заграничныя фанфаронады этихъ болтуновъ вызываютъ противъ королевской фамиліи и противъ дворянъ, сохранившихъ ей вѣрность, все усиливающуюся ненависть, подозрѣнія, которыя ежедневно обостряются, и, подъ