были солдаты, лишившіеся прежнихъ командировъ и еще не привыкшіе къ повымъ, дезорганизованные, сбитые съ толку, волнуемые подозрѣніями, анархистской пропагандой, озлобленные лишенiями, потрясенные паникой. Если бы герцогъ Брауншвейгскій двинулъ только десятитысячный корпусъ къ Седану, утверждаетъ Дюмурье, вся армія разсѣялась бы по укрѣпленіямъ или бѣжала бы до самаго Парижа. Волонтеры прибывали въ большомъ количествѣ; это записавшіеся 11 іюля 1792 г., то есть послѣ объявленія отечества въ опасности. Они значительно отличались отъ призыва
1791 г., когда волонтеры записывались по личному желанію; теперь же многіе были наняты общинами и слишкомъ напоминали милицію стараго времепи. Составъ ихъ очень смѣшанъ; они невѣжественны, непокорны, буйны и, при случаѣ, пе прочь пограбить. Они внушаютъ страхъ въ тѣхъ мѣстностяхъ, по которымъ проходятъ, и смущаютъ войска, къ которымъ примыкаютъ. Тѣмъ не менѣе имъ нельзя отказать въ мужествѣ, готовности драться и даже въ извѣстномъ энтузіазмѣ. Ихъ стоитъ одѣть, накормить,
обучить въ кадрахъ, и изъ нихъ могутъ выйти хорошіе рекрута.— «Ихъ надо усмирить и очистить подъ непріятельскимъ огнемъ», говоритъ Серванъ; «надо замѣнить у нихъ экзальтацію патріотизмомъ и фанатизмъ— дисциплиною». Этой цѣли достигли; средство уже намѣчалось: «Комплектовать липейныя войска волонтерскою національною гвардіей,—пишетъ Келлерманъ уже 20 августа 1792 г.;—включить новоприбывшихъ въ старые батальоны, вотъ единственный способъ сформированія арміи, безъ которой государство погибло». Это называли амальгамой, и это спасло Францію. Кюстинъ, Келлерманъ и Дюмурье одновременно пришли къ этой мысли и попытались осуществить ее.
Что касается офицеровъ, то и тѣ, которые остались на своихъ мѣстахъ, и тѣ, которыхъ повысили въ чинахъ, въ видахъ замѣщенія эмигрировавшихъ, всѣ отличались самымъ искреннимъ патріотизмомъ, и духъ, господствовавшій въ ихъ средѣ, не оставлялъ желать ничего лучшаго. Это-то и помогло дисциплинировать войска и заставить ихъ повиноваться.
Когда рѣчь шла о Франціи, всѣ были единодушны, офицеръ и солдатъ прекрасно понимали другъ друга. Родина одна для всѣхъ, а потому долгъ каждаго заключается въ защитѣ родной земли и отпорѣ чужеземцу. Войска уклоняются отъ политики. Лафайетъ предпринялъ спасти короля и конституцію. Онъ призывалъ департаменты выбрать новыхъ представителей; онъ обѣщалъ этому конгрессу поддержку своихъ войскъ. Собраніе осудило его, солдаты покинули, и онъ принужденъ былъ оставить Францію. Австрійцы задержали его и обращались какъ съ заложпикомъ, т. е. безъ всякой
гуманности и уваженія. Отвергнутый родиной какъ мятежникъ, онъ былъ захваченъ союзпиками какъ измѣпникъ королю и избѣжалъ парижской
1791 г., когда волонтеры записывались по личному желанію; теперь же многіе были наняты общинами и слишкомъ напоминали милицію стараго времепи. Составъ ихъ очень смѣшанъ; они невѣжественны, непокорны, буйны и, при случаѣ, пе прочь пограбить. Они внушаютъ страхъ въ тѣхъ мѣстностяхъ, по которымъ проходятъ, и смущаютъ войска, къ которымъ примыкаютъ. Тѣмъ не менѣе имъ нельзя отказать въ мужествѣ, готовности драться и даже въ извѣстномъ энтузіазмѣ. Ихъ стоитъ одѣть, накормить,
обучить въ кадрахъ, и изъ нихъ могутъ выйти хорошіе рекрута.— «Ихъ надо усмирить и очистить подъ непріятельскимъ огнемъ», говоритъ Серванъ; «надо замѣнить у нихъ экзальтацію патріотизмомъ и фанатизмъ— дисциплиною». Этой цѣли достигли; средство уже намѣчалось: «Комплектовать липейныя войска волонтерскою національною гвардіей,—пишетъ Келлерманъ уже 20 августа 1792 г.;—включить новоприбывшихъ въ старые батальоны, вотъ единственный способъ сформированія арміи, безъ которой государство погибло». Это называли амальгамой, и это спасло Францію. Кюстинъ, Келлерманъ и Дюмурье одновременно пришли къ этой мысли и попытались осуществить ее.
Что касается офицеровъ, то и тѣ, которые остались на своихъ мѣстахъ, и тѣ, которыхъ повысили въ чинахъ, въ видахъ замѣщенія эмигрировавшихъ, всѣ отличались самымъ искреннимъ патріотизмомъ, и духъ, господствовавшій въ ихъ средѣ, не оставлялъ желать ничего лучшаго. Это-то и помогло дисциплинировать войска и заставить ихъ повиноваться.
Когда рѣчь шла о Франціи, всѣ были единодушны, офицеръ и солдатъ прекрасно понимали другъ друга. Родина одна для всѣхъ, а потому долгъ каждаго заключается въ защитѣ родной земли и отпорѣ чужеземцу. Войска уклоняются отъ политики. Лафайетъ предпринялъ спасти короля и конституцію. Онъ призывалъ департаменты выбрать новыхъ представителей; онъ обѣщалъ этому конгрессу поддержку своихъ войскъ. Собраніе осудило его, солдаты покинули, и онъ принужденъ былъ оставить Францію. Австрійцы задержали его и обращались какъ съ заложпикомъ, т. е. безъ всякой
гуманности и уваженія. Отвергнутый родиной какъ мятежникъ, онъ былъ захваченъ союзпиками какъ измѣпникъ королю и избѣжалъ парижской