дина для него не утопичное, космополитическое государство, а та Франція, воздухомъ которой онъ дышетъ, почву которой попираетъ его нога. Онъ говоритъ, какъ чувствуетъ, презирая риторовъ наравнѣ съ софистами. Ни одной фразы, ничего зарапѣе подготовленнаго въ его рѣчахъ: выраженія навертываются сами собой, образы рельефны; онъ то тривіаленъ, то грозенъ, то величественъ, но всегда бьетъ въ цѣль. Въ критическія минуты
онъ выказываетъ замѣчательную силу ума, который ранѣе не находилъ себѣ примѣненія въ жизни и которому предстояло развернуться въ будущемъ. Вѣрность глаза у него изумительная, а также находчивость, умѣнье пользоваться обстоятельствами; его здравый смыслъ и горячность скорѣе повелѣваютъ, чѣмъ убѣждаютъ; его осторожность и благоразуміе уравновѣшиваютъ экзальтацію и, наконецъ, что всего важнѣе, у него есть умѣнье распознавать людей и управлять ими.
Полный воспомипаній о прежнихъ парижскихъ революціяхъ, онъ смотритъ на ту, въ которой дала ему мѣсто судьба, какъ на войну; онъ вноситъ въ нее стратегію войны, по примѣру великихъ мятежниковъ лиги и распущенныхъ маккіавелистовъ фронды. Но ему недостаетъ гармоніи способностей, умственной напряженности, непрерывнаго импульса воли, того постоянства въ способахъ и намѣреніяхъ, которое дается личнымъ и сосредоточенпымъ честолюбіемъ. Методическій трудъ изнуряетъ его; письменныя занятія раздражають; онъ из
бѣгаетъ ихъ не только потому, что они могутъ компрометтировать, но и просто потому, что они его утомляютъ. Во время опасности, отвага его
безпредѣльна; въ будничномъ теченіи жизни онъ предается лѣни. Обдумываніе комбинацій, ухищренія, веденіе дѣлъ, канцелярскій трудъ истощаютъ этого трибуна, заставляющаго трепетать собранія. У пего явится отвращеніе отъ крови и происковъ, страшное утомленіе отъ политической дѣятельности. Онъ станетъ колебаться, останавливаться и уклоняться именно въ ту минуту, когда требовался рѣшительный шагъ, и все это подъ вліяніемъ непобѣдимой потребности въ отдыхѣ, забвеніи, покоѣ и счастьѣ. Онъ волнуетъ толпу и оказываетъ на всѣхъ какое-то очаровывающее вліяніе. Но такъ какъ онъ мыслитъ только для того, чтобы дѣйствовать и дѣйствуетъ только по необходимости; такъ какъ онъ пренебрегаетъ обще
ственнымъ мнѣніемъ и благовидными предлогами, такъ какъ онъ отдаетъ себя цѣликомъ каждому кризису и образъ дѣйствій его такъ же буренъ, какъ влекущія его событія, такъ какъ онъ не заботится о театральности и поклоненіи толпы, то ему приходится ждать всего отъ волны событій. И если нѣкоторыя изъ его выраженій перешли къ потомству, то все-таки дѣло его было дѣломъ минуты. Не отличаясь ни импонирующею людямъ добродѣтелью, ни заставляющимъ подчиняться характеромъ, онъ въ то же
онъ выказываетъ замѣчательную силу ума, который ранѣе не находилъ себѣ примѣненія въ жизни и которому предстояло развернуться въ будущемъ. Вѣрность глаза у него изумительная, а также находчивость, умѣнье пользоваться обстоятельствами; его здравый смыслъ и горячность скорѣе повелѣваютъ, чѣмъ убѣждаютъ; его осторожность и благоразуміе уравновѣшиваютъ экзальтацію и, наконецъ, что всего важнѣе, у него есть умѣнье распознавать людей и управлять ими.
Полный воспомипаній о прежнихъ парижскихъ революціяхъ, онъ смотритъ на ту, въ которой дала ему мѣсто судьба, какъ на войну; онъ вноситъ въ нее стратегію войны, по примѣру великихъ мятежниковъ лиги и распущенныхъ маккіавелистовъ фронды. Но ему недостаетъ гармоніи способностей, умственной напряженности, непрерывнаго импульса воли, того постоянства въ способахъ и намѣреніяхъ, которое дается личнымъ и сосредоточенпымъ честолюбіемъ. Методическій трудъ изнуряетъ его; письменныя занятія раздражають; онъ из
бѣгаетъ ихъ не только потому, что они могутъ компрометтировать, но и просто потому, что они его утомляютъ. Во время опасности, отвага его
безпредѣльна; въ будничномъ теченіи жизни онъ предается лѣни. Обдумываніе комбинацій, ухищренія, веденіе дѣлъ, канцелярскій трудъ истощаютъ этого трибуна, заставляющаго трепетать собранія. У пего явится отвращеніе отъ крови и происковъ, страшное утомленіе отъ политической дѣятельности. Онъ станетъ колебаться, останавливаться и уклоняться именно въ ту минуту, когда требовался рѣшительный шагъ, и все это подъ вліяніемъ непобѣдимой потребности въ отдыхѣ, забвеніи, покоѣ и счастьѣ. Онъ волнуетъ толпу и оказываетъ на всѣхъ какое-то очаровывающее вліяніе. Но такъ какъ онъ мыслитъ только для того, чтобы дѣйствовать и дѣйствуетъ только по необходимости; такъ какъ онъ пренебрегаетъ обще
ственнымъ мнѣніемъ и благовидными предлогами, такъ какъ онъ отдаетъ себя цѣликомъ каждому кризису и образъ дѣйствій его такъ же буренъ, какъ влекущія его событія, такъ какъ онъ не заботится о театральности и поклоненіи толпы, то ему приходится ждать всего отъ волны событій. И если нѣкоторыя изъ его выраженій перешли къ потомству, то все-таки дѣло его было дѣломъ минуты. Не отличаясь ни импонирующею людямъ добродѣтелью, ни заставляющимъ подчиняться характеромъ, онъ въ то же