наборѣ въ 1793 году самъ по себѣ рисуетъ волнующую картину: „Всѣ французы призываются къ постоянной службѣ на помощь войскамъ. Молодежь пойдетъ сражаться;женатые будутъ ковать
оружіе и подвозить припасы; женщины будутъ готовить палатки, одежду и служить въ госпиталяхъ, дѣти — щипать корпію;
стариковъ будутъ выносить на общественным площади, чтобы они возбуждали отвагу воиновъ и внушали ненависть къ королямъ . Въ такіе минуты народъ перестаетъ быть отвлечен
нымъ понятіемъ; это живое и дѣйственное существо, тысячи голосовъ его сливаются въ единый голосъ, тысячи сердецъ бьются за одно, трепещутъ однимъ и тѣмъ же чувствомъ, тою же страстью, безкорыстной, пламенной и искренней.
На ряду съ этими исключительными случаями, съ этими крупными драмами, въ которыхъ онъ самъ является главнымъ дѣйствующимъ лицомъ, народъ каждый день имѣетъ передъ своими глазами зрѣлища, не дающія заснуть его воображенію. Всякое мало-мальски значительное событіе освящается пу
бличными демонстраціями, всегда задуманными такъ, чтобы значеніе ихъ запечатлѣлось глубокими чертами. Можно ли представить себѣ болѣе грандіозную и волнующую сцену, чѣмъ клятва въ залѣ для игры въ мячъ? И мы видимъ, что церемоніалъ этой клятвы повторяется въ большинствѣ рѣшающихъ обстоятельства Изъ всѣхъ публичныхъ торжествъ особенно раздирающее душу впечатлѣніе производятъ похо
роны: прахъ Мирабо несетъ въ Пантеонъ весь народъ вечеромъ, при свѣтѣ факеловъ, по улицамъ стараго Парижа, подъ грозные звуки незнакомыхъ инструментовъ, изобрѣтенныхъ Госсекомъ; тѣло Лепеллетье де Сенъ-Фаржо выставляютъ обнаженнымъ, чтобы всѣ видѣли зіяющую на немъ рану, а
пышность похоронной процессіи Марата превосходить все видѣнное до тѣхъ поръ.
Самыя детали и мелочи текущей жизни: эмблемы, надписи, костюмы, мундиры національной гвардіи, вскорѣ сдѣлавшіеся
формой всѣхъ активныхъ гражданъ, цвѣтистая одежда народныхъ представителей, красный колпакъ, символъ равенства, трехцвѣтный флагъ, символъ отечества — ежеминутно напоминаютъ народу, въ какое исключительное время и въ какой исключительной обстановкѣ онъ живетъ.
Даже наружность великихъ дѣятелей революціи предста
вляетъ нѣчто особо значительное. Имъ вѣдомъ престижъ позы,
оружіе и подвозить припасы; женщины будутъ готовить палатки, одежду и служить въ госпиталяхъ, дѣти — щипать корпію;
стариковъ будутъ выносить на общественным площади, чтобы они возбуждали отвагу воиновъ и внушали ненависть къ королямъ . Въ такіе минуты народъ перестаетъ быть отвлечен
нымъ понятіемъ; это живое и дѣйственное существо, тысячи голосовъ его сливаются въ единый голосъ, тысячи сердецъ бьются за одно, трепещутъ однимъ и тѣмъ же чувствомъ, тою же страстью, безкорыстной, пламенной и искренней.
На ряду съ этими исключительными случаями, съ этими крупными драмами, въ которыхъ онъ самъ является главнымъ дѣйствующимъ лицомъ, народъ каждый день имѣетъ передъ своими глазами зрѣлища, не дающія заснуть его воображенію. Всякое мало-мальски значительное событіе освящается пу
бличными демонстраціями, всегда задуманными такъ, чтобы значеніе ихъ запечатлѣлось глубокими чертами. Можно ли представить себѣ болѣе грандіозную и волнующую сцену, чѣмъ клятва въ залѣ для игры въ мячъ? И мы видимъ, что церемоніалъ этой клятвы повторяется въ большинствѣ рѣшающихъ обстоятельства Изъ всѣхъ публичныхъ торжествъ особенно раздирающее душу впечатлѣніе производятъ похо
роны: прахъ Мирабо несетъ въ Пантеонъ весь народъ вечеромъ, при свѣтѣ факеловъ, по улицамъ стараго Парижа, подъ грозные звуки незнакомыхъ инструментовъ, изобрѣтенныхъ Госсекомъ; тѣло Лепеллетье де Сенъ-Фаржо выставляютъ обнаженнымъ, чтобы всѣ видѣли зіяющую на немъ рану, а
пышность похоронной процессіи Марата превосходить все видѣнное до тѣхъ поръ.
Самыя детали и мелочи текущей жизни: эмблемы, надписи, костюмы, мундиры національной гвардіи, вскорѣ сдѣлавшіеся
формой всѣхъ активныхъ гражданъ, цвѣтистая одежда народныхъ представителей, красный колпакъ, символъ равенства, трехцвѣтный флагъ, символъ отечества — ежеминутно напоминаютъ народу, въ какое исключительное время и въ какой исключительной обстановкѣ онъ живетъ.
Даже наружность великихъ дѣятелей революціи предста
вляетъ нѣчто особо значительное. Имъ вѣдомъ престижъ позы,