но исполненнымъ трудомъ, съ разсчетомъ на будущее, онъ дѣлаетъ боль
ше, нежели мірянинъ. Вслѣдствіе же своего умѣреннаго, строго обдуманнаго и бережливаго образа жизни, онъ потребляетъ меньше мірянина. Вотъ почёму тамъ, гдѣ мірянинъ терпѣлъ неудачу, монахъ преуспѣваетъ и даже благоденствуетъ. Монахъ давалъ пристанище несчастнымъ, кормилъ ихъ, доставлялъ имъ занятіе и соединялъ ихъ бракомъ. Нищіе, бродяги, богатые крестьяне, стекались къ его святилищу. Постепенно ихъ стано
вище превращалось въ деревню, затѣмъ въ посадъ. Человѣкъ начинаетъ воздѣлывать землю, какъ только у пего являются надежды на жатву;
онъ становится отцомъ семейства, какъ только у него возникаетъ увѣренность, что онъ можетъ прокор
мить своихъ дѣтей. Такимъ путемъ образуются новые центры земледѣлія и промышленности, которые стано
вятся также и новыми центрами населенія.
Но къ тѣлесной пищѣ, надо присоединить еще и духовную не менѣе необходимую человѣку, такъ какъ вмѣстѣ съ пищею ему надо было внушить желаніе жить или, по крайней мѣрѣ, внушить покорность судьбе, которая дала бы ему силы пере
носить жизнь. Для этого надо было дать человѣку трогательную и поэти
ческую мечту, которая замѣпила бы ему отсутствующее счастье. До половины тринадцатаго вѣка, только духовенство въ состояніи было доста
вить все это. Посредствомъ своихъ безчисленныхъ легендъ о святыхъ, соборовъ съ ихъ устройствомъ, своихъ статуй и всѣмъ тѣмъ, что выражается въ ихъ богослуженіи и въ чемъ за
ключается смыслъ обрядовъ, который тогда былъ еще понятенъ, духовен
ство сдѣлало осязательнымъ „Царство Божіе“ и воздвигло идеальный міръ на концѣ реальнаго міра, словно ве
ликолѣпный золотой павильонъ въ
концѣ грязнаго двора. Въ этомъ-то мірѣ, таинственномъ и божественномъ, ищетъ и находишь убѣжище опеча
ленное сердце, жаждущее ласки и кротости. Тамъ, на порогѣ этого міра преслѣдователи, въ моментъ нанесе
нія удара, сами падаютъ, сраженные невидимой рукой. Дикіе звѣри ста
новятся послушными, лѣсные олени сами являются по утрамъ и впряга
ются въ плугъ святыхъ, земля цвѣтетъ для нихъ, какъ новый рай, и они умираютъ только тогда, когда сами захотятъ этого. Они же являются утѣшителями людей; доброта, благочестіе, прощеніе истекаютъ изъ ихъ устъ съ неизрѣченною сладостью. Подиявъ глаза къ небу, они видятъБога и безъ всякихъ усилій, какъ во снѣ они возносятся къ нему въ лучахъ свѣта и садятся одесную его. Божественная легенда, имѣетъ неизмѣримое значеніе въ этомъ царствѣ гру
бой силы, такъ какъ, чтобы быть въ состояніи переносить эту жизнь, надо
было придумать другую и притомъ сдѣлать эту вторую жизнь, столь же доступною духовнымъ взорамъ, какъ доступна была первая тѣлеснымъ очамъ. Въ теченіе болѣе чѣмъ двѣнадцати вѣковъ духовенство питало людей этой легендой и по величинѣ вознагражденія, полученнаго духовенствомъ, можпо теперь судить о глубинѣ человѣческой благодарности. Папы вѣдь были въ теченіе двухсотъ лѣтъ диктаторами Европы. Духовенство устраивало крестовые походы, смѣіцало королей, раздавало государства. Его епископы и аббаты сделались, въ однихъ мѣстахъ—владетельными князьями, въ другихъ—покро
вителями и настоящими основателями династій. Духовенство держало въ своихъ рукахъ треть земель, полови
ну доходовъ и двѣ трети капиталовъ Европы. Не слѣдуетъ думать однако, что эта признательность людей была неосновательна и что они давали безъ законныхъ причинъ; человѣкъ слиш
комъ эгоистиченъ и слишкомъ завистливъ, чтобы такъ поступать. Како
во бы ни было учрежденіе, свѣтског или духовное, каково бы ни было духовенство, христіанское или буддійское, но современники, наблюдавшіе его въ теченіе сорока поколѣній, ко
нечно не могутъ считаться плохими судьями и если они отдаютъ ему свою волю и свое имущество, то дѣлаютъ это лишь пропорціонально его услугамъ и избытокъ ихъ преданности можетъ служить мѣриломъ громадности благодѣяній духовенства.
II.
До сихъ поръ, противъ силы бердышей и мечей, духовенство прибѣгало только къ помощи убѣжденія и терпѣнія. Государства, которые, по