«Благодаря этому, послѣ пожара 1812 года и до нашихъ дней,—пишетъ Вистенгофъ, — съ каждымъ годомъ наружный видъ Москвы укра
шается быстрою постройкою огромныхъ, красивыхъ домовъ, принадлежавшихъ казнѣ и частнымъ лицамъ.
Тротуары на многихъ улицахъ сдѣланы изъ асфальта или дикаго камня и не представляютъ тѣхъ затрудненій для пѣшеходовъ, какъ это было нѣсколько лѣтъ назадъ; площади вездѣ чисты и украшены фонтанами».
Вообще же дома въ Москвѣ строились въ одинъ, два и до четырехъ этажей; послѣднихъ было очень немного; излюбленная стройка москвичей того времени—въ два этажа.
Улицы, во всемъ разнообразіи построекъ, все же «не имѣютъ никакого особеннаго отличія другъ отъ друга», и «огромные домы перемѣшаны часто съ небольшими домиками».
«Если это противно принятому плану новѣйшихъ городовъ»,—замѣчаетъ современникъ,—«не менѣе того въ Москвѣ, это разнообразіе имѣетъ свою хорошую сторону. Вы видите палаты вельможи подлѣ мирной хи
жины ремесленника, которыя не мѣшаютъ другъ другу, у каждаго своя архитектура, свой масштабъ жизни; ходя по Москвѣ, вы не идете между двумя рядами каменныхъ стѣнъ, гдѣ затворены одни расчеты и страсти, но встрѣчаете жизнь въ каждомъ домикѣ отдѣльно.
Холмы, на которыхъ расположена Москва, доставляютъ удовольствие наблюдателю, раскидывая передъ нимъ чудесныя картины; часто, идучи по какой-нибудь кривой извилистой улицѣ, вы вдругъ видите себя на вершинѣ горы, подъ вами разстилается огромный городъ съ его безчисленными башнями, церквами и высокими колокольнями».
Странно, своеобразно застраивалась Москва. Безъ огіредѣленнаго плана: гдѣ кто сѣлъ, тамъ и строился.
И строилась, не признавая никакихъ правилъ архитектуры, никакихъ— въ громадномъ большинствѣ случаевъ — запросовъ эстетики.
Бѣлинскій 1) слѣдующимъ образомъ объясняетъ эту московскую своеобразность:
«Вслѣдствіе неизбѣжнаго вторженія въ Москву европеизма, съ одной стороны, и въ цѣлости сохранившаяся элемента старинной неподвижности, съ Другой стороны, она вышла какимъ-то причудливымъ городомъ, въ
которомъ пестрѣютъ и мечутся въ глаза перемѣшанныя черты европеизма и азіатизма. Раскинулась и растянулась она на огромное пространство 2):
кажется, куда огромный городъ! А походите по ней,—и вы увидите, что ея обширности много способствуютъ длинные, предлинные заборы. Огром
ныхъ зданій въ ней нѣтъ; самые большіе дома не то, чтобы малы, да и не то, чтобы велики; архитектурнымъ достоинствомъ они не щеголяютъ. Въ ихъ архитектуру явно вмѣшался геній древняго Московскаго Царства, который остался вѣренъ своему стремленію къ семейному удобству.
1) «Петербурга и Москва», статья В. Бѣлинскаго въ сборяикѣ «Физіологія Петербурга2) По Вистенгофу, окружность Москвы къ 1840 г. достигала 40 верстъ.
ІО
шается быстрою постройкою огромныхъ, красивыхъ домовъ, принадлежавшихъ казнѣ и частнымъ лицамъ.
Тротуары на многихъ улицахъ сдѣланы изъ асфальта или дикаго камня и не представляютъ тѣхъ затрудненій для пѣшеходовъ, какъ это было нѣсколько лѣтъ назадъ; площади вездѣ чисты и украшены фонтанами».
Вообще же дома въ Москвѣ строились въ одинъ, два и до четырехъ этажей; послѣднихъ было очень немного; излюбленная стройка москвичей того времени—въ два этажа.
Улицы, во всемъ разнообразіи построекъ, все же «не имѣютъ никакого особеннаго отличія другъ отъ друга», и «огромные домы перемѣшаны часто съ небольшими домиками».
«Если это противно принятому плану новѣйшихъ городовъ»,—замѣчаетъ современникъ,—«не менѣе того въ Москвѣ, это разнообразіе имѣетъ свою хорошую сторону. Вы видите палаты вельможи подлѣ мирной хи
жины ремесленника, которыя не мѣшаютъ другъ другу, у каждаго своя архитектура, свой масштабъ жизни; ходя по Москвѣ, вы не идете между двумя рядами каменныхъ стѣнъ, гдѣ затворены одни расчеты и страсти, но встрѣчаете жизнь въ каждомъ домикѣ отдѣльно.
Холмы, на которыхъ расположена Москва, доставляютъ удовольствие наблюдателю, раскидывая передъ нимъ чудесныя картины; часто, идучи по какой-нибудь кривой извилистой улицѣ, вы вдругъ видите себя на вершинѣ горы, подъ вами разстилается огромный городъ съ его безчисленными башнями, церквами и высокими колокольнями».
Странно, своеобразно застраивалась Москва. Безъ огіредѣленнаго плана: гдѣ кто сѣлъ, тамъ и строился.
И строилась, не признавая никакихъ правилъ архитектуры, никакихъ— въ громадномъ большинствѣ случаевъ — запросовъ эстетики.
Бѣлинскій 1) слѣдующимъ образомъ объясняетъ эту московскую своеобразность:
«Вслѣдствіе неизбѣжнаго вторженія въ Москву европеизма, съ одной стороны, и въ цѣлости сохранившаяся элемента старинной неподвижности, съ Другой стороны, она вышла какимъ-то причудливымъ городомъ, въ
которомъ пестрѣютъ и мечутся въ глаза перемѣшанныя черты европеизма и азіатизма. Раскинулась и растянулась она на огромное пространство 2):
кажется, куда огромный городъ! А походите по ней,—и вы увидите, что ея обширности много способствуютъ длинные, предлинные заборы. Огром
ныхъ зданій въ ней нѣтъ; самые большіе дома не то, чтобы малы, да и не то, чтобы велики; архитектурнымъ достоинствомъ они не щеголяютъ. Въ ихъ архитектуру явно вмѣшался геній древняго Московскаго Царства, который остался вѣренъ своему стремленію къ семейному удобству.
1) «Петербурга и Москва», статья В. Бѣлинскаго въ сборяикѣ «Физіологія Петербурга2) По Вистенгофу, окружность Москвы къ 1840 г. достигала 40 верстъ.
ІО