двухъ специальностей—съ французской кухней и русскіе. Изъ русскихъ славился «Большой Московскій» Турина, Тѣстова и «Ново-Троицкій» на Ильинкѣ. Убранство трактировъ, даже наиболѣе посѣщаемыхъ, было до
вольно скромно и чуждо роскоши современныхъ дворцовъ-ресторановъ; входныя двери снабжались блокомъ съ веревкой и кирпичемъ, на входныхъ дверяхъ одного трактира красовалась надпись «Милости просимъ!», а на выходныхъ — «До свиданья!» Непремѣнной принадлежностью каждаго трактира была «машина»: лучшій въ Москвѣ оркестріонъ находился въ Болыпомъ Московскомъ и составлялъ главную приманку трактира, при
влекая не только заѣзжихъ провинціаловъ, но и москвичей, «послушать хорошую музыку». Великимъ постомъ машину не заводили, развѣ только для исполненія гимна. Живую и обстоятельную картину московскаго ресторана 6о-хъ годовъ даетъ Н. Василичъ: «публика, наполнявшая хоро
шее трактиры, сильно отличалась отъ нынѣшнихъ посѣтителей ресторановъ; дамъ никогда не бывало въ общемъ залѣ и «рядомъ съ элегантной молодежью сидѣли совсѣмъ просто одѣтые, скромные люди; очень много лицъ торговаго сословія, въ кафтанахъ, пребывали въ трактирахъ, предаваясь исключительно чаепитію; кое-когда, но все рѣже и рѣже, появля
лись люди стариннаго фасона, требовавшіе и торжественно курившіе
трубки съ длинными чубуками, при чемъ въ отверстіе чубука вставлялся свѣжій мундштукъ изъ гусинаго пера, а трубка приносилась уже раску
ренной. По нѣскольку разъ въ день вдоль всѣхъ рядовъ столиковъ проходилъ хозяинъ трактира Гуринъ, очень благообразный старикъ строгаго облика и любезно кланялся своимъ «гостямъ»... одѣтъ онъ былъ въ старин
наго фасона русскій кафтанъ. Посѣтителямъ обычно подавалась водка съ «казенной» закуской—кускомъ вареной ветчины и соленымъ огурцомъ».
Изъ специфическихъ напитковъ славился мифическій «лампопо», употреблявшійся или «особыми любителями, или когда компанія до того ра
зойдется, что, перепробовавъ всѣ вина, рѣшительно не знаетъ, что еще спросить...» Это «отвратительное на видъ» питье приготовлялось въ болыпомъ открытомъ жбанѣ: наливалось вино, коньякъ, всыпался мелкій сахаръ и нарѣзанный лимонъ и, наконецъ, «погружался громадный, спеціально зажаренный, обязательно горячій сухарь изъ ржаного хлѣба, шипѣвшій и дававшій паръ при торжественномъ его опусканіи въ жбанъ»...
Для лѣтняго развлеченія москвичей существовали сады, изъ которыхъ весельемъ и разгуломъ славился «Эрмитажъ» Мореля, гдѣ игралъ лучшій въ Москвѣ струнный оркестръ Сакса и пѣлъ цыганскій хоръ знаменитаго Петра Соколова, увѣковѣченнаго въ нѣсколькихъ цыганскихъ пѣсняхъ:
Соколовъ возьметъ гитару— Стукнетъ, брякнетъ, запоетъ
И подхватить хоръ удалый—
ПѢсня въ душу такъ и льнетъ.
За городомъ въ Петровскомъ паркѣ уже существовалъ «Яръ», гдѣ главной приманкой было все то же цыганское пѣнье: небольшой домикъ, выходившій въ садикъ, граничившій съ шоссе; въ саду были двѣ небольшихъ бесѣдки и стояли простыя качели.
вольно скромно и чуждо роскоши современныхъ дворцовъ-ресторановъ; входныя двери снабжались блокомъ съ веревкой и кирпичемъ, на входныхъ дверяхъ одного трактира красовалась надпись «Милости просимъ!», а на выходныхъ — «До свиданья!» Непремѣнной принадлежностью каждаго трактира была «машина»: лучшій въ Москвѣ оркестріонъ находился въ Болыпомъ Московскомъ и составлялъ главную приманку трактира, при
влекая не только заѣзжихъ провинціаловъ, но и москвичей, «послушать хорошую музыку». Великимъ постомъ машину не заводили, развѣ только для исполненія гимна. Живую и обстоятельную картину московскаго ресторана 6о-хъ годовъ даетъ Н. Василичъ: «публика, наполнявшая хоро
шее трактиры, сильно отличалась отъ нынѣшнихъ посѣтителей ресторановъ; дамъ никогда не бывало въ общемъ залѣ и «рядомъ съ элегантной молодежью сидѣли совсѣмъ просто одѣтые, скромные люди; очень много лицъ торговаго сословія, въ кафтанахъ, пребывали въ трактирахъ, предаваясь исключительно чаепитію; кое-когда, но все рѣже и рѣже, появля
лись люди стариннаго фасона, требовавшіе и торжественно курившіе
трубки съ длинными чубуками, при чемъ въ отверстіе чубука вставлялся свѣжій мундштукъ изъ гусинаго пера, а трубка приносилась уже раску
ренной. По нѣскольку разъ въ день вдоль всѣхъ рядовъ столиковъ проходилъ хозяинъ трактира Гуринъ, очень благообразный старикъ строгаго облика и любезно кланялся своимъ «гостямъ»... одѣтъ онъ былъ въ старин
наго фасона русскій кафтанъ. Посѣтителямъ обычно подавалась водка съ «казенной» закуской—кускомъ вареной ветчины и соленымъ огурцомъ».
Изъ специфическихъ напитковъ славился мифическій «лампопо», употреблявшійся или «особыми любителями, или когда компанія до того ра
зойдется, что, перепробовавъ всѣ вина, рѣшительно не знаетъ, что еще спросить...» Это «отвратительное на видъ» питье приготовлялось въ болыпомъ открытомъ жбанѣ: наливалось вино, коньякъ, всыпался мелкій сахаръ и нарѣзанный лимонъ и, наконецъ, «погружался громадный, спеціально зажаренный, обязательно горячій сухарь изъ ржаного хлѣба, шипѣвшій и дававшій паръ при торжественномъ его опусканіи въ жбанъ»...
Для лѣтняго развлеченія москвичей существовали сады, изъ которыхъ весельемъ и разгуломъ славился «Эрмитажъ» Мореля, гдѣ игралъ лучшій въ Москвѣ струнный оркестръ Сакса и пѣлъ цыганскій хоръ знаменитаго Петра Соколова, увѣковѣченнаго въ нѣсколькихъ цыганскихъ пѣсняхъ:
Соколовъ возьметъ гитару— Стукнетъ, брякнетъ, запоетъ
И подхватить хоръ удалый—
ПѢсня въ душу такъ и льнетъ.
За городомъ въ Петровскомъ паркѣ уже существовалъ «Яръ», гдѣ главной приманкой было все то же цыганское пѣнье: небольшой домикъ, выходившій въ садикъ, граничившій съ шоссе; въ саду были двѣ небольшихъ бесѣдки и стояли простыя качели.