Фр. Снейдерс.В фруктовой лавке
нает интересовать художника со стороны формы, цвета, материала и композиции. Т.-е. со стороны тех элементов, которые лежат в основе конструкции всякой ма
териальной вещи. Сезанн уже окончачально перестает „переживать** природу.
Он только видит ее холодным взглядом аналитика. Для него в зрительном вос
приятии существовала трехмерная форма, цвет, материальная фактура, предмет и его конструкция. Сезанн одинаково трак
товал на своих полотнах человека, дерево и фарфоровый чайник. Мир действитель
ности для него был лишь собранием вещей, представляющих только живопис
ный интерес со стороны их внешне-запечатлеваемой формы. В. Серов назвал сезанновских Пьеро и Арлекина (Москва) „деревянными болванами . И в этой реплике отразилась не только характе
ристика „бездушной изобразительной формы Сезанна, но резкостью выраже
ния была подчеркнута неприемлемость для старой живописи новой натюрмортной трактовки реального мира.
Голландский живописец XVII ст., изображал ли он человека, ландшафт или домашнюю утварь, создавал на полотне не только внешне-зримый предмет, чув
ственно-воспринимаемые цвета и осязаемые формы, но и раскрывал перед зрителем в творимом образе свое отношение к вещи.
Сезанновские фрукты, гавани Глеза, машины Леже, бутылки Озонфана, порт
реты Пикассо, природа Дерена,—вещи одного и того же мироощущения, хотя изобразительная сторона в них принад
лежит к различным областям живой и мертвой натуры. В них всякая тема трактуется, как натюрморт.
Натюрморт, как своеобразная форма ориентировки, появляется лишь в конце XIX ст. Натюрмортность овладела почти всей современной живописью. Вместо „души** появляется „конструкция . Вместо живого организма искусства—ме
ртвый механизм ремесла. Сезанн первый взглянул на окружающее без „пережива
ния , недаром его друг Бенар назвал его живопйсь „размышлением с кистью в руках . Сезанн первый увидел мир, как сумму мертвых вещей и „предметно
подошел и к непредметному. Это он, страшный вивисектор, лишил художника живого человеческого восприятия мира, оставив живописцу только „глаза**, глазеющие и скользящие по периферии
нает интересовать художника со стороны формы, цвета, материала и композиции. Т.-е. со стороны тех элементов, которые лежат в основе конструкции всякой ма
териальной вещи. Сезанн уже окончачально перестает „переживать** природу.
Он только видит ее холодным взглядом аналитика. Для него в зрительном вос
приятии существовала трехмерная форма, цвет, материальная фактура, предмет и его конструкция. Сезанн одинаково трак
товал на своих полотнах человека, дерево и фарфоровый чайник. Мир действитель
ности для него был лишь собранием вещей, представляющих только живопис
ный интерес со стороны их внешне-запечатлеваемой формы. В. Серов назвал сезанновских Пьеро и Арлекина (Москва) „деревянными болванами . И в этой реплике отразилась не только характе
ристика „бездушной изобразительной формы Сезанна, но резкостью выраже
ния была подчеркнута неприемлемость для старой живописи новой натюрмортной трактовки реального мира.
Голландский живописец XVII ст., изображал ли он человека, ландшафт или домашнюю утварь, создавал на полотне не только внешне-зримый предмет, чув
ственно-воспринимаемые цвета и осязаемые формы, но и раскрывал перед зрителем в творимом образе свое отношение к вещи.
Сезанновские фрукты, гавани Глеза, машины Леже, бутылки Озонфана, порт
реты Пикассо, природа Дерена,—вещи одного и того же мироощущения, хотя изобразительная сторона в них принад
лежит к различным областям живой и мертвой натуры. В них всякая тема трактуется, как натюрморт.
Натюрморт, как своеобразная форма ориентировки, появляется лишь в конце XIX ст. Натюрмортность овладела почти всей современной живописью. Вместо „души** появляется „конструкция . Вместо живого организма искусства—ме
ртвый механизм ремесла. Сезанн первый взглянул на окружающее без „пережива
ния , недаром его друг Бенар назвал его живопйсь „размышлением с кистью в руках . Сезанн первый увидел мир, как сумму мертвых вещей и „предметно
подошел и к непредметному. Это он, страшный вивисектор, лишил художника живого человеческого восприятия мира, оставив живописцу только „глаза**, глазеющие и скользящие по периферии