женную воздухомъ и свѣтомъ, чего бы ему не далъ рисунокъ. Разъ движеніе и поза пере
даны, художникъ обращается къ модели для лица, рукъ и анатоміи тѣла, если онъ изображаетъ голое тѣло.
Какъ большинство медальеровъ, за исключеніемъ Легро, Вернонъ исполняетъ свои про
изведенія въ размѣрахъ гораздо большихъ, чѣмъ онѣ будутъ имѣть въ окончательномъ видѣ, что достигается механическимъ путемъ. Это упрощеніе, признаться сказать, имѣетъ выгоду сбереженія времени, съ точки зрѣнія художе
ства не совмѣстную потому что часто придаетъ сухость и мертвенность произведенію. Но эти упреки не примѣнимы къ Вернону: для умнаго и развитаго художника не можетъ безслѣдно пройти долгое изученіе искусства; онъ пріобрѣ
таетъ въ немъ болѣе точности,—такъ было и съ Вернономъ, гравировавшимъ въ теченіе 15 лѣтъ стальные уголки въ мастерской Тассе.
Искусство медальера не ограничивается медалями: оно имѣетъ мѣсто и въ ювелирномъ дѣлѣ—въ этой отрасли декоративнаго искусства, въ которой Вернонъ, по правдѣ ска
зать, только что началъ дѣйствовать. Будучи
заваленъ многочисленными заказами на медали, Вернонъ дебютировалъ въ Римѣ складнемъ трехъ возрастовъ: «Невинность», «Любовь», «Воспо
минаніе». Затѣмъ, онъ гравировалъ нѣсколько вещичекъ для брошекъ и булавокъ: «Ночь», «День», «Заря», «Сумерки», «Мечта».
Въ томъ же апрѣльскомъ номерѣ назв. журнала помѣщена статья Паскаля Фортуни «Художество во всемъ», въ коей авторъ, описывая обычную выставку группы Шести, указываетъ на воспитательное значеніе этой выставки, какъ для художника, такъ и для ремесленника, не смотря даже на то, что многія изъ выставленныхъ произведеній имѣютъ существенныя недостатки. Выставка состояла изъ пред
метовъ мебели (Дамитъ, Шарпантье, Плюме и Сольмерсгеймъ, Дево), ювелирныхъ вещей (Дебуа), стеклянныхъ (Соккаръ), эмалей (Моро- Нелатонъ), т. е., какъ произведеній членовъ группы Шести, такъ и приглашенныхъ ими лицъ.
Осторожность, эта чуткая и рѣдкая способность, не закусывать удила и не позволять своему воображенію идти по скользскому пути фантазій, до сихъ поръ служитъ характерной преобладающей особенностью нѣкоторыхъ искателей новыхъ формъ. Экспоненты «Художества во всемъ», повидимому, придерживаются пословицы: «тише ѣдешь, дальше будешь»,
благодаря чему они вѣрнымъ и прочнымъ способомъ идутъ по пути совершенствованія въ искусствѣ, и мы можемъ съ увѣренностью ожи
дать, что группа Шести дастъ потомъ намъ еще болѣе краснорѣчивое и значительное число современныхъ произведеній и «пріобрѣтенныхъ истинъ».
Studio, № 96 и 97. Первая статья въ двухъ номерахъ этого журнала посвящена характе
ристики дѣятельности англійскаго художника Свана. Онъ принадлежитъ къ категоріи тѣхъ художниковъ которые, достигнувъ лишь пол
ной зрѣлости, рѣшаются наконецъ представить
какое нибудь большое произведеніе. Несмотря на то, что Сванъ родился въ 1847 году, онъ только въ 1878 году появляется въ первый разъ въ Академіи и лишь спустя девять лѣтъ достигаетъ того истиннаго успѣха, которымъ пользуется въ настоящее время. Однако, про
медленіе это не зависило отъ какихъ-либо постороннихъ причинъ или какихъ-либо другихъ занятій, препятствовавшихъ его истиннымъ наклонностямъ. Напротивъ, онъ по види
мому имѣлъ полную возможность получить очень разнообразную техническую подготовку, и извлекъ изъ нея наибольшую пользу. Начавъ свое образованіе въ школѣ искусства въ Вор
честерѣ, онъ продолжалъ его въ школахъ Ламбета и Королевской Академіи и наконецъ учился много лѣтъ у Жерома въ Парижѣ. Но въ продолженіе всего этого времени онъ былъ проникнутъ тѣмъ убѣжденіемъ, что его кисть должна быть «безъ сучка и задоринки». Чтобы достичь этой цѣли, онъ готовъ былъ пожертвовать годами упорнаго труда, и не бе
регъ ни времени, ни силъ, чтобы овладѣть сложными задачами художественной практики.
Такимъ образомъ, не трудно понять ту систему тщательной подготовки, которой онъ подвергалъ себя въ продолженіе своего дол
гаго пребыванія въ Парижѣ. Первоначально онъ явился во Францію по совѣту нѣсколь
кихъ англійскихъ художниковъ, изъ наиболѣе извѣстныхъ, потому что онъ понималъ, что академическая школа не доставитъ ему того бо
гатства пріемовъ, къ которымъ онъ стремился. Но онъ прибылъ въ Парижъ уже съ большимъ запасомъ художественныхъ знаній, и по
тому могъ представить достаточно вѣскія доказательства въ своихъ способностяхъ къ ри
сованію, чтобы быть немедленно допущеннымъ въ Школу изящныхъ искусствъ, въ натурный классъ. Здѣсь онъ, кромѣ своего учителя Же