Игорь Савченко
Дискуссия, развернувшаяся вокруг фильмы Н. Шенгелая «26 комиссаров», в основном закончилась. Тем не менее на поверх
ности все еще плавает несколько положений, неверно осмысливающих достижения и ошибки фильмы, неверно ориентирующих зрителя и читателя и стало быть заслуживающих того, чтобы к ним вернуться.
Благодарной почвой для этих ошибочных, на наш взгляд, положений является развиваемая рядом творческих работников и кри
тиков тенденция фетишизировать какойлибо один жанр, или это еще хуже—какоенибудь одно, пусть даже очень удачное и талантливое произведение и всех, кто рабо
тает не по образу и подобию его, предавать анафеме.
Очень многие возражения против отдельных образов, эпизодов и самой драматургической композиции «26 комиссаров» проистекают из непонимания некоторыми това
рищами подлинной жанровой природы фильмы.
Если обобщить в монументальнейшие образы классы, прослойки и части их, объ
единенные той или иной тенденцией, если символизировать их в определенные индивидуальности, сюжет «26 комиссаров» напомнит величавую простоту и глубину античной трагедии. Шенгелая, оставаясь реали
стам, не пошел по линии таких обобщений и символов—да вряд ли это кому-нибудь нужно бы было — но попытка Шенгелая со
хранить суровую простоту и философскую насыщенность подлинной трагедии, оставаясь «в рамках» социалистического реализма», — задача почетная и совершенно законная.
Дать образ беспартийной части бакинского пролетариата, дать «мыслящую массу», временами охватывая ее в целом, времена
ми рассматривая отдельных представителей ее (обычный тип тюрка рабочего с промыс
лов, рабочий, подымающий руку в совете, тюрчанка и т. д.), показать, какими путями, через какие процессы идет рождение, отбор и выделение авангарда, показать колебания,
ошибку и большевистское становление мыс
ли — это значит создать образ, величием равный Прометею, Медее, Федре и т. д.
Удалось ли это на сто процентов ? Решает ли «26 комиссаров» окончательно проблему социалистической трагедии? Нет. Но то, что Шенгелая подошел вплотную к разрешению вопроса социалистической трагедии, — это несомненно и это первое, что хочется отметить.
Крепко, убедительно, многогранно дан образ бакинского пролетариата, ведущий образ трагедии «26 комиссаров». Верно наме
чены остальные образы: социал-предатели, англичане и т. д. Намечены, ибо на во
прос, можно ли так же полню и развернуто дать все остальные образы, —надо отве
тить: — нельзя. Да и не нужно, так как произведение станет многохpeбетным, потеряется строгость
мысли, идея разменяется на идейки.
Если взять любую классическую трагедию, то нетрудно увидать, что полно, всесторон
не, многогранно разрешен один ведущий образ, остальные же существуют как средство раскрытия главного и
потому всегда однолинейны. Полно и ярко
раскрывается одна сторона, опосредственная с ведущим образом, остальные за ненадобностью опускаются.
Возьмем «Медею» Сенеки. Как необычайно полно и всесторонне показана ее внутренняя борьба! От нежной матери до пре
дела мстительности и жестокости простирает
ся диапазон этого замечательного образа. И рядом одними яркими штрихами даны Креонт, Язон, кормилица и т. д. И это не только у Сенеки. Такое же построение характерно и для Эсхила, Софокла, Еврипи
да. А Шекспир! Разве не однолинеен его Клавдий или Полоний рядом с Гамлетом? Причем эта черта особо ярка в трагедии, но и в других жанрах ею пользовались и пользуются величайшие мастера.
Необычайность же построения «26 комиссаров» заключается в том, что Шенгелая не пошел по пути выделения одного циничного рабочего из массы, — это сузи
ло бы задачу, он не пошел по пути сим
1 Печатается в дискуссионном порядке.