принялся за иглу и далъ цѣлый рядъ самыхъ интересныхъ и выдающихся листовъ своей работы. Предполагая издать новый альбомъ, художникъ го
рячо принялся за дѣло и такъ увлекался работой,
что часто сидѣлъ за доской до бѣлой зари и иногда въ одну ночь появлялись даже двѣ совершенно законченныя доски (напр. №№ 51 и 55 настоящаго изданія). Но настало лѣто, художникъ уѣхалъ «на натуру» и офорты были оставлены. Тѣмъ не менѣе, къ зимѣ 1886 года всѣ доски были готовы. Это былъ уже 3-й альбомъ художника, заключавшій въ себѣ 25 листовъ. Печатался этотъ альбомъ въ мастерской Академіи Художествъ 70-лѣтнимъ стари
комъ Келленбенцемъ. Несмотря, однако, на свои годы, онъ былъ настоящій работникъ. Дѣло ус
пѣшно подвигалось, хотя отъ непривычки печатать офорты (ранѣе Келленбенцъ печаталъ все рѣзцовыя гравюры) онъ ставилъ художника иногда въ за
труднительное положеніе, которому, однако, волейневолей, приходилось подчиняться, такъ какъ все же это былъ единственный печатникъ въ Петербургѣ. Иногда совершенно законченную, гармоничную доску нужно бывало совсѣмъ передѣлывать: небо, напр., слѣдовало травить до черноты, такъ какъ Келленбенцъ не могъ бросить привычку вытирать небо до суха тряпкой и печаталъ, поэтому, какіе-то лысые листы («стряпки», какъ отмѣчалъ онъ на по
ляхъ гравюры). Затѣмъ, къ несчастію, Келленбенцъ не выдержалъ работы и заболѣлъ настолько серьезно, что нèчего было и думать объ окончаніи из
данія въ этомъ году (болѣзнь эта впослѣдствіи
свела бѣднаго старика въ могилу). А между тѣмъ двѣ доски не были еще напечатаны, и изданіе рис
ковало остановиться на самое неопредѣленное время. И вотъ въ это-то трудное время надо было видѣть
И. И. Шишкина: немедленно онъ сдѣлалъ себѣ передникъ, надѣлъ нарукавники, натеръ краски и принялся печатать самъ, въ своемъ кабинетѣ, на своемъ маленькомъ, игрушечномъ станочкѣ. Дѣло такъ и горѣло, и въ два-три дня все было закончено. Художникъ не только печаталъ листы, но и варьировалъ ихъ до безконечности — рисовалъ на доскѣ краской, клалъ новыя тѣни, дѣ
лалъ другія пятна, звѣзды, лунные блики и проч. и проч., и далъ такимъ образомъ цѣлый рядъ самыхъ блестящихъ, самыхъ художественныхъ отпе
чатковъ. Это были два листа — «Ночь» и «Поле(по настоящему альбому №№ 29 и 57). Посмо
трѣть на нашего художника въ это время было рѣшительно интересно: весь въ краскѣ, возбужденный работой, сильный, увѣренный — онъ являлся, дѣйствительно, большимъ мастеромъ и по
вторялъ собой столь дорогой типъ великихъ ма
стеровъ былого времени. Наконецъ, изданіе было закончено, и, несмотря на то, что экземпляры, въ которыхъ офорты были напечатаны на шелку, стоили 100 руб., альбомъ быстро разошелся, а наи
болѣе дешевое изданіе этого альбома (25 руб.) пришлось повторить у случайно подвернувшагося въ это время печатника-поденщика. Это было чуть ли не первое изданіе, когда нашъ художникъ вернулъ не только всѣ сдѣланные имъ расходы, но даже получилъ и доходъ отъ изданія.
les unes plus intéressantes, les unes plus remarquables que les autres. Comme il se proposait de faire paraître un nouvel album, le peintre se mit avec ardeur à la besogne, laquelle le passionnait tellement que l’aubé matinale le surprenait souvent penché sur une planche, et qu’il en arrivait quelquefois à en achever deux en une seule nuit (par exemple, les №№ 51 et 55 de la présente édition). Sur ces entrefaites l’été arriva et le
peintre partit pour la campagne, à la recherche de «sujets». Néanmoins, toutes les planches se trouvèrent prêtes pour l’hiver de 1886. Et ce fut le troisième album du peintre; il contenait 25 feuilles et il fut im
primé dans l’atelier de l’Académie des Beaux-Arts par Kellenbentz, un vieillard septuagénaire, lequel était un travailleur excellent, malgré son grand âge. La besogne avançait rapidement, bien que Kellenbentz, nullement habitué à l’eau-forte (il n’avait imprimé jusque-là que des gravures au burin), mît souvent le peintre dans une situation difficile. Il fallait patienter quand même, car Kellenbentz était le seul imprimeur de St. Pétersbourg. Le peintre se voyait quelquefois obligé de
recommencer à nouveau une planche exquise de fini et de perfection; il fallait, par exemple, noircir entière
ment le ciel, parce qu’on ne parvenait pas à obtenir de Kellenbentz, qu’il renonçât à son habitude d’astiquer le ciel avec un linge, ce qui donnait ensuite des feuilles toutes pelées. Pour comble de malheur, épuisé par un pareil labeur, Kellenbentz succomba à la fatigue et tomba si sérieusement malade, qu’il n’y avait plus à espérer de terminer la publication de l’album dans le courant de cette année-la (sa maladie finit par em
porter ensuite le vieillard). Cependant il restait encore une quantité considérable de planches à imprimer et l’apparition de l’album se trouvait compromise pour un
laps de temps indéfini. C’est alors qu’il eût été curieux de voir notre peintre. Sans plus tarder, il se fit faire un
tablier, s’affubla de manches en lustrine et se mit à l’oeuvre dans son cabinet, broyant lui-même les couleurs et mettant sous presse feuille sur feuille. Bien qu’il n’eût
à son service qu’une presse d’imprimerie de dimensions minuscules, la besogne marcha vite, et, en deux ou trois jours, tout fut terminé. Non content d’imprimer ses gravures, le peintre les variait encore à l’infini, — dessinant avec des couleurs, ajoutant tantôt une ombre, tantôt un nouveau trait, ici des étoiles,, à des effets de lune, et caetera. Il en résulta toute une série d’épreuves excessivement brillantes et artisti
ques,— deux des feuilles du présent album, la «Nuit
et le «Champ» (№№ 29 et 37). Quiconque eût vu le peintre en ces moments-là,, eût eu un spectacle bien intéressant: tout barbouille de couleurs, en proie à la fièvre du travail, conscient de sa force, sûr de lui-même, — il avait réellement l’air d’un grand maître, renouvelant ainsi le type admirable et disparu déjà des grands maîtres de jadis. Enfin la publication fut achevée et malgré le prix élevé de l’édition tirée sur soie, — 100 roubles, la vente marcha à merveille et l’on se vit forcé de tirer de nouveaux exemplaires de l’édition meilleur marché (celle à 25 r.) par le premier imprimeur à la journée venu. Ce fut la première fois que le peintre non seulement rentra dans ses débours, mais retira encore un certain profit de son édition.
рячо принялся за дѣло и такъ увлекался работой,
что часто сидѣлъ за доской до бѣлой зари и иногда въ одну ночь появлялись даже двѣ совершенно законченныя доски (напр. №№ 51 и 55 настоящаго изданія). Но настало лѣто, художникъ уѣхалъ «на натуру» и офорты были оставлены. Тѣмъ не менѣе, къ зимѣ 1886 года всѣ доски были готовы. Это былъ уже 3-й альбомъ художника, заключавшій въ себѣ 25 листовъ. Печатался этотъ альбомъ въ мастерской Академіи Художествъ 70-лѣтнимъ стари
комъ Келленбенцемъ. Несмотря, однако, на свои годы, онъ былъ настоящій работникъ. Дѣло ус
пѣшно подвигалось, хотя отъ непривычки печатать офорты (ранѣе Келленбенцъ печаталъ все рѣзцовыя гравюры) онъ ставилъ художника иногда въ за
труднительное положеніе, которому, однако, волейневолей, приходилось подчиняться, такъ какъ все же это былъ единственный печатникъ въ Петербургѣ. Иногда совершенно законченную, гармоничную доску нужно бывало совсѣмъ передѣлывать: небо, напр., слѣдовало травить до черноты, такъ какъ Келленбенцъ не могъ бросить привычку вытирать небо до суха тряпкой и печаталъ, поэтому, какіе-то лысые листы («стряпки», какъ отмѣчалъ онъ на по
ляхъ гравюры). Затѣмъ, къ несчастію, Келленбенцъ не выдержалъ работы и заболѣлъ настолько серьезно, что нèчего было и думать объ окончаніи из
данія въ этомъ году (болѣзнь эта впослѣдствіи
свела бѣднаго старика въ могилу). А между тѣмъ двѣ доски не были еще напечатаны, и изданіе рис
ковало остановиться на самое неопредѣленное время. И вотъ въ это-то трудное время надо было видѣть
И. И. Шишкина: немедленно онъ сдѣлалъ себѣ передникъ, надѣлъ нарукавники, натеръ краски и принялся печатать самъ, въ своемъ кабинетѣ, на своемъ маленькомъ, игрушечномъ станочкѣ. Дѣло такъ и горѣло, и въ два-три дня все было закончено. Художникъ не только печаталъ листы, но и варьировалъ ихъ до безконечности — рисовалъ на доскѣ краской, клалъ новыя тѣни, дѣ
лалъ другія пятна, звѣзды, лунные блики и проч. и проч., и далъ такимъ образомъ цѣлый рядъ самыхъ блестящихъ, самыхъ художественныхъ отпе
чатковъ. Это были два листа — «Ночь» и «Поле(по настоящему альбому №№ 29 и 57). Посмо
трѣть на нашего художника въ это время было рѣшительно интересно: весь въ краскѣ, возбужденный работой, сильный, увѣренный — онъ являлся, дѣйствительно, большимъ мастеромъ и по
вторялъ собой столь дорогой типъ великихъ ма
стеровъ былого времени. Наконецъ, изданіе было закончено, и, несмотря на то, что экземпляры, въ которыхъ офорты были напечатаны на шелку, стоили 100 руб., альбомъ быстро разошелся, а наи
болѣе дешевое изданіе этого альбома (25 руб.) пришлось повторить у случайно подвернувшагося въ это время печатника-поденщика. Это было чуть ли не первое изданіе, когда нашъ художникъ вернулъ не только всѣ сдѣланные имъ расходы, но даже получилъ и доходъ отъ изданія.
les unes plus intéressantes, les unes plus remarquables que les autres. Comme il se proposait de faire paraître un nouvel album, le peintre se mit avec ardeur à la besogne, laquelle le passionnait tellement que l’aubé matinale le surprenait souvent penché sur une planche, et qu’il en arrivait quelquefois à en achever deux en une seule nuit (par exemple, les №№ 51 et 55 de la présente édition). Sur ces entrefaites l’été arriva et le
peintre partit pour la campagne, à la recherche de «sujets». Néanmoins, toutes les planches se trouvèrent prêtes pour l’hiver de 1886. Et ce fut le troisième album du peintre; il contenait 25 feuilles et il fut im
primé dans l’atelier de l’Académie des Beaux-Arts par Kellenbentz, un vieillard septuagénaire, lequel était un travailleur excellent, malgré son grand âge. La besogne avançait rapidement, bien que Kellenbentz, nullement habitué à l’eau-forte (il n’avait imprimé jusque-là que des gravures au burin), mît souvent le peintre dans une situation difficile. Il fallait patienter quand même, car Kellenbentz était le seul imprimeur de St. Pétersbourg. Le peintre se voyait quelquefois obligé de
recommencer à nouveau une planche exquise de fini et de perfection; il fallait, par exemple, noircir entière
ment le ciel, parce qu’on ne parvenait pas à obtenir de Kellenbentz, qu’il renonçât à son habitude d’astiquer le ciel avec un linge, ce qui donnait ensuite des feuilles toutes pelées. Pour comble de malheur, épuisé par un pareil labeur, Kellenbentz succomba à la fatigue et tomba si sérieusement malade, qu’il n’y avait plus à espérer de terminer la publication de l’album dans le courant de cette année-la (sa maladie finit par em
porter ensuite le vieillard). Cependant il restait encore une quantité considérable de planches à imprimer et l’apparition de l’album se trouvait compromise pour un
laps de temps indéfini. C’est alors qu’il eût été curieux de voir notre peintre. Sans plus tarder, il se fit faire un
tablier, s’affubla de manches en lustrine et se mit à l’oeuvre dans son cabinet, broyant lui-même les couleurs et mettant sous presse feuille sur feuille. Bien qu’il n’eût
à son service qu’une presse d’imprimerie de dimensions minuscules, la besogne marcha vite, et, en deux ou trois jours, tout fut terminé. Non content d’imprimer ses gravures, le peintre les variait encore à l’infini, — dessinant avec des couleurs, ajoutant tantôt une ombre, tantôt un nouveau trait, ici des étoiles,, à des effets de lune, et caetera. Il en résulta toute une série d’épreuves excessivement brillantes et artisti
ques,— deux des feuilles du présent album, la «Nuit
et le «Champ» (№№ 29 et 37). Quiconque eût vu le peintre en ces moments-là,, eût eu un spectacle bien intéressant: tout barbouille de couleurs, en proie à la fièvre du travail, conscient de sa force, sûr de lui-même, — il avait réellement l’air d’un grand maître, renouvelant ainsi le type admirable et disparu déjà des grands maîtres de jadis. Enfin la publication fut achevée et malgré le prix élevé de l’édition tirée sur soie, — 100 roubles, la vente marcha à merveille et l’on se vit forcé de tirer de nouveaux exemplaires de l’édition meilleur marché (celle à 25 r.) par le premier imprimeur à la journée venu. Ce fut la première fois que le peintre non seulement rentra dans ses débours, mais retira encore un certain profit de son édition.