тературе сатирики были оппозиционны правительствам и обществу своего времени. Оппозиционность, ненависть к правящим кругам были основным источником их творчества. Она питала их темперамент, она раскаляла их перья огнем... В стране советской, в стране социалистической, где рабочий класс и большевистская партия находятся у власти, могут ли пролетарские
писатели, большевистские писатели, заниматься сатирой? Кого они будут критиковать и обличать? Над кем будут издеваться? Над самим собой? Что из этого выйдет?
Отсюда утверждение, что в условиях советского строя, в обстановке диктатуры пролетариата, сатира не мыслима, что она и ненужна.
Но не надо даже быть советским писателем, достаточно быть только современником с глазами и ушами, ощущающими нашу эпоху, чтобы понять всю неправильность и убогость этого утверждения.
Да, это верно: рабочий класс и большевистская партия уже скоро двадцать лет у власти в бывшей царской России и — крепко у власти. Социализм победил — и навсегда. Но разве рабочий класс и колхозное крестьянство Страны советов не ощущают каждый день, каждый час окружение капиталистического мира? Разве это окружение не давит на нас непримиримой враждой, ненавистью и каждый день, каждый час не прово
цирует нас на столкновение, на кровавую борьбу? Это столкновение возможно, в любой момент мы ждем его...
Внутри страны уцелели еще корни и пни, остатки капитализма, с которыми еще нужно бороться, которые сами борются и нашептывают отста
лой части рабочего класса и крестьянства свои старые песни. В самой партии есть еще чуждая, мещанская засоренность, она периодически вычищается, но каждый раз в какой-то степени уцелевает.
И разве в нас самих, в тех, кто искренно считает себя новыми людьми, правоверными большевиками, сознательными и преданными строи
телями бесклассового общества, разве в нас самих не остались еще какието старые, мелкобуржуазные, мещанские кислоты, которые незачем вытра
влять каленым железом, но надо же как-то выщелачивать, так или иначе удалять?!
В этих условиях отрицать смысл существования и необходимость советской сатиры — это то же, что отрицать смысл и существование вообще самокритики при диктатуре пролетариата. Ведь такие же доводы, что и против сатиры, выставлялись путаниками, врагами и против самокритики: к чему она нужна, не бессмысленна ли она, ибо какой смысл рабочему классу критиковать самого себя?
Товарищи! Когда с этой трибуны выступал О. Ю. Шмидт, то я был в высшей степени восхищен, прямо-таки растроган отдельными фактами, которые он здесь сообщил. Меня восхитил высокий уровень, и даже, я бы сказал, почти идиллическая форма командования экспедицией на «Челю
скине»... Руководить такой экспедицией, при таких событиях, которые она
пережила, и руководить, ни разу не повысив голоса, ни разу не издав приказа за номером, — это поистине торжество авторитета главы кол
лектива и всего коллектива! Но не будем впадать в иллюзию: нам придется
еще немало раз покрикивать, потому что далеко не вся страна состоит из челюскинцев. Нам доведется, еще много раз доведется повышать голос. Нам придется покрикивать друг на друга. А сатира — это именно тот жанр советской литературы, которому приходится повышать голос наиболее часто.
Если бы у нас тут собралась конференция по литературному разоружению, собрались бы редакционные дипломаты и стали разбирать разные
писатели, большевистские писатели, заниматься сатирой? Кого они будут критиковать и обличать? Над кем будут издеваться? Над самим собой? Что из этого выйдет?
Отсюда утверждение, что в условиях советского строя, в обстановке диктатуры пролетариата, сатира не мыслима, что она и ненужна.
Но не надо даже быть советским писателем, достаточно быть только современником с глазами и ушами, ощущающими нашу эпоху, чтобы понять всю неправильность и убогость этого утверждения.
Да, это верно: рабочий класс и большевистская партия уже скоро двадцать лет у власти в бывшей царской России и — крепко у власти. Социализм победил — и навсегда. Но разве рабочий класс и колхозное крестьянство Страны советов не ощущают каждый день, каждый час окружение капиталистического мира? Разве это окружение не давит на нас непримиримой враждой, ненавистью и каждый день, каждый час не прово
цирует нас на столкновение, на кровавую борьбу? Это столкновение возможно, в любой момент мы ждем его...
Внутри страны уцелели еще корни и пни, остатки капитализма, с которыми еще нужно бороться, которые сами борются и нашептывают отста
лой части рабочего класса и крестьянства свои старые песни. В самой партии есть еще чуждая, мещанская засоренность, она периодически вычищается, но каждый раз в какой-то степени уцелевает.
И разве в нас самих, в тех, кто искренно считает себя новыми людьми, правоверными большевиками, сознательными и преданными строи
телями бесклассового общества, разве в нас самих не остались еще какието старые, мелкобуржуазные, мещанские кислоты, которые незачем вытра
влять каленым железом, но надо же как-то выщелачивать, так или иначе удалять?!
В этих условиях отрицать смысл существования и необходимость советской сатиры — это то же, что отрицать смысл и существование вообще самокритики при диктатуре пролетариата. Ведь такие же доводы, что и против сатиры, выставлялись путаниками, врагами и против самокритики: к чему она нужна, не бессмысленна ли она, ибо какой смысл рабочему классу критиковать самого себя?
Товарищи! Когда с этой трибуны выступал О. Ю. Шмидт, то я был в высшей степени восхищен, прямо-таки растроган отдельными фактами, которые он здесь сообщил. Меня восхитил высокий уровень, и даже, я бы сказал, почти идиллическая форма командования экспедицией на «Челю
скине»... Руководить такой экспедицией, при таких событиях, которые она
пережила, и руководить, ни разу не повысив голоса, ни разу не издав приказа за номером, — это поистине торжество авторитета главы кол
лектива и всего коллектива! Но не будем впадать в иллюзию: нам придется
еще немало раз покрикивать, потому что далеко не вся страна состоит из челюскинцев. Нам доведется, еще много раз доведется повышать голос. Нам придется покрикивать друг на друга. А сатира — это именно тот жанр советской литературы, которому приходится повышать голос наиболее часто.
Если бы у нас тут собралась конференция по литературному разоружению, собрались бы редакционные дипломаты и стали разбирать разные