Писатель знает: чтобы увидеть людей, нужно самому остаться невидимым. Пристальный взгляд тотчас же меняет мир: трусы становятся героями, а герои — куклами. В витрине провинциального фотографа легко изучить этот второй мир: остановившиеся зрачки, чувства, зачесанные как волосы, и ту невзы
скательную игру, на которую все мы падки. Писатель умеет и хитрить, и притворяться. Он входит в жизнь под чужим именем. Он смотрит на машины или на маргаритки — товарищ Павлов или курносая Валя не понимают, что он смотрит на них.
Но как быть с фотографическим аппаратом? Аппарат неуклюж и груб. Он дерзко вмешивается в чужие дела. Его объектив разгоняет толпу, как дуло револьвера.
Наше время — хитрое время. Вслед за человеком притворству научились и вещи. Много месяцев я бродил по Парижу с маленьким аппаратом. Люди иногда удивлялись: почему я снимаю забор или мостовую? Они не знали, что я снимаю их. Порой те, что находились предо мной, отвертывались или прихорашивались: они думали, что я снимаю их. Но я снимал других: тех, что были в стороне. Я на них не глядел, но именно их я снимал. Это на редкость хитрый аппарат. Зовут его нежно а Лейка . У Лейки - боковой видоискатель. Он построен по принципу перископа. Я снимал под углом в 45 градусов.
Я говорю об этом не краснея - у писателя свои понятия о честности. Мы всю жизнь только и делаем, что заглядываем в чужие окна и подслушиваем у чужих дверей - таково ремесло.