щенниковъ, тяготившихся духовной дисциплиной или акзальтированныхъ, въ особенности же много представителей литературнаго міра. Они образо
вали общество венгерскихъ якобинцевъ, насчитывавшее семьдесятъ членовъ. Общество было тайнымъ; оно могло дѣйствовать только путемъ афильяцій и заговоровъ. Вожди его были люди способные. Мартиновичъ,
тщедушный, желчный, изворотливый и вкрадчивый человѣкъ, славянинъ по происхожденію и темпераменту; воспитанный монахами, онъ ненавидѣлъ черное духовенство; въ немъ сливался утопистъ и шарлатанъ, а
прежде всего—честолюбецъ. При Леонольдѣ II онъ состоялъ придворнымъ химикомъ—императоръ, какъ извѣстпо, имѣлъ наклонность къ суевѣрію и именно къ исканію философская камня,—затѣмъ возвысился до званія
исправляющаго должность пробста при соборѣ въ Оденбургѣ; онъ примкнулъ къ нѣмецкимъ иллюминатамъ и вступилъ въ переписку съ французскими яко
ловѣкомъ дѣйствія былъ Лашковицъ, отставной офицеръ времени турецкой войны, исключительный патріотъ, неумолимый логикъ, ненавистникъ поповъ. Онъ былъ уволенъ вслѣдствіе того, что выразилъ неудовольствіе по
поводу нѣмецкаго происхожденія командировъ въ венгерскихъ войскахъ; изъ королей признавалъ и прощалъ только Матвея Корвина и Іосифа II
за то, что они боролись противъ клерикальная фанатизма. Рядомъ съ ними слѣдуетъ упомянуть о двухъ венгерскихъ санкюлотахъ: Гайноки и Чентмаржасѣ. Послѣдній былъ дворяниномъ и по возрасту и складу ума напоминалъ Сенъ-Жюста, котораго взялъ себѣ за образецъ и о подража
нии которому мечталъ. Церковь и государство, монашеская инквизиція, цензура и полиція вели противъ нихъ ожесточенную борьбу. Дворъ боялся ихъ, и этого было достаточно для Франца, чтобы не рѣшаться просить у Венгріи новыхъ субсидій. Австрійскому императору приходилось въ то же время сдерживать галиційскихъ поляковъ и заискивать у нихъ. Приходи
лось также щадить провинціальные сеймы въ Штиріи, Крайнѣ и Карніоліи. Въ самой Вѣнѣ нападали на слѣдъ демократическихъ заговоровъ. Императоръ могъ расчитывать только на Богемію и на свои нѣмецкія владѣнія; но эти края дали уже все, что могли дать, и требовать большаго—значило истощать ихъ.
Бельгія приносила убытокъ и доставляла безпокойства; она поглощала людей и деньги, но уже ничѣмъ не вознаграждала за издержки. Едва успѣвъ вернуться въ свои владѣнія, бельгійскіе демократы и духовенство потребовали своихъ привилегий. Провинціи вотировали лѣтомъ
1793 года налогъ въ 8 милліоновъ флориновъ и заемъ въ 15 милліоновъ; но это сдѣлано было въ видахъ защиты своей независимости, то есть прежней конституціи. Вожакамъ этой реакціи казалось недостаточ
вали общество венгерскихъ якобинцевъ, насчитывавшее семьдесятъ членовъ. Общество было тайнымъ; оно могло дѣйствовать только путемъ афильяцій и заговоровъ. Вожди его были люди способные. Мартиновичъ,
тщедушный, желчный, изворотливый и вкрадчивый человѣкъ, славянинъ по происхожденію и темпераменту; воспитанный монахами, онъ ненавидѣлъ черное духовенство; въ немъ сливался утопистъ и шарлатанъ, а
прежде всего—честолюбецъ. При Леонольдѣ II онъ состоялъ придворнымъ химикомъ—императоръ, какъ извѣстпо, имѣлъ наклонность къ суевѣрію и именно къ исканію философская камня,—затѣмъ возвысился до званія
исправляющаго должность пробста при соборѣ въ Оденбургѣ; онъ примкнулъ къ нѣмецкимъ иллюминатамъ и вступилъ въ переписку съ французскими яко
бинцами; это—человѣкъ идеи въ революціонномъ венгерскомъ заговорѣ. Че
ловѣкомъ дѣйствія былъ Лашковицъ, отставной офицеръ времени турецкой войны, исключительный патріотъ, неумолимый логикъ, ненавистникъ поповъ. Онъ былъ уволенъ вслѣдствіе того, что выразилъ неудовольствіе по
поводу нѣмецкаго происхожденія командировъ въ венгерскихъ войскахъ; изъ королей признавалъ и прощалъ только Матвея Корвина и Іосифа II
за то, что они боролись противъ клерикальная фанатизма. Рядомъ съ ними слѣдуетъ упомянуть о двухъ венгерскихъ санкюлотахъ: Гайноки и Чентмаржасѣ. Послѣдній былъ дворяниномъ и по возрасту и складу ума напоминалъ Сенъ-Жюста, котораго взялъ себѣ за образецъ и о подража
нии которому мечталъ. Церковь и государство, монашеская инквизиція, цензура и полиція вели противъ нихъ ожесточенную борьбу. Дворъ боялся ихъ, и этого было достаточно для Франца, чтобы не рѣшаться просить у Венгріи новыхъ субсидій. Австрійскому императору приходилось въ то же время сдерживать галиційскихъ поляковъ и заискивать у нихъ. Приходи
лось также щадить провинціальные сеймы въ Штиріи, Крайнѣ и Карніоліи. Въ самой Вѣнѣ нападали на слѣдъ демократическихъ заговоровъ. Императоръ могъ расчитывать только на Богемію и на свои нѣмецкія владѣнія; но эти края дали уже все, что могли дать, и требовать большаго—значило истощать ихъ.
Бельгія приносила убытокъ и доставляла безпокойства; она поглощала людей и деньги, но уже ничѣмъ не вознаграждала за издержки. Едва успѣвъ вернуться въ свои владѣнія, бельгійскіе демократы и духовенство потребовали своихъ привилегий. Провинціи вотировали лѣтомъ
1793 года налогъ въ 8 милліоновъ флориновъ и заемъ въ 15 милліоновъ; но это сдѣлано было въ видахъ защиты своей независимости, то есть прежней конституціи. Вожакамъ этой реакціи казалось недостаточ