о всѣхъ происшествіяхъ. Когда Америка была завоевана европейцами, порабощенные дикари тоже не могли никакъ освоиться съ понятіемъ о письмѣ. Имъ все казалось, что вся тайна, вся суть письма
заключается въ самой бумагѣ, которую оніі называли «говорящей», и смотрѣли на нее, какъ на одушевленный предметъ, обладающій слухомъ,
зрѣніемъ и словесною рѣчью. На этомъ основаніи нѣкоторые дикари старались доставать исписанную бумагу и прикладывали ее къ ушамъ,
думая такимъ образомъ услышать какую-нибудь рѣчь, но послѣ многихъ пеудачныхъ попытокъ они рѣшали, что европейцы владѣютъ секретомъ, при помощи котораго они эту бумагу заставляютъ говорить, когда имъ угодно. По этому поводу мы находимъ у писателя Гомара чрезвычайно интересный и поучительный разсказъ объ одномъ случаѣ, имѣвшемъ мѣсто въ Южной Америкѣ. Одинъ европеецъ вручилъ своему рабу - перуанцу корзину съ прекрасными плодами и письмо, и приказалъ отнести эту посылку одному своему другу. По дорогѣ перуанецъ никакъ не могъ избавиться отъ соблазнительной мысли полакомиться плодами и, нако
пецъ, поддался-таки искушенію и съѣлъ значительную ихъ часть, будучи увѣренъ, что никто не узнаетъ объ этомъ. Каково же было его удивленіе, когда другъ его господина настойчиво сталъ требовать недостающихъ плодовъ, указывая на письмо, въ которомъ было точно обозначено количество плодовъ. «Не вѣрьте этой бумагѣ,—возразилъ дикарь,—она гово
ритъ неправду. Я принесъ вамъ въ корзинѣ столько же плодовъ, сколько мнѣ вручилъ мой господинъ». На обратномъ пути дикарь никакъ не могъ попять, какимъ образомъ европеецъ узналъ о его проступкѣ. «Не
ужели, въ самомъ дѣлѣ, ему разсказала бумага?»—подумалъ онъ, и тотчасъ же вспомнилъ про письмо, которое ему въ свою очередь было вручено для передачи господину. «Нѣтъ, не можетъ быть, — возразилъ онъ самому себѣ,—не можетъ быть, чтобы эта мертвая и безсильная бумажка могла натворить мнѣ столько зла». ІІаконецъ, онъ пришелъ къ заключенію, что письмо тутъ ни при чемъ, что европейцу внушила подозрѣніе лишь не совсѣмъ полная корзина, а потому ему просто хотѣлось испытать его и такимъ образомъ добиться правды. На этой мысли дикарь успокоился, и въ душѣ крайне радовался тому, что не поддался на удочку хитраго европейца. Вер
нувшись домой, онъ однако столкнулся съ другой, еще гораздо большей для него неожиданностью. Онъ находился въ крайнемъ недоумѣніи, когда его господинъ вдругъ ни съ того, ни съ сего сталъ своей палкой наносить
ему удары, a затѣмъ указалъ ему на письмо, изъ котораго онъ узналъ обо всемъ происшедшемъ. Съ этихъ поръ дикарь окончательно убѣдился въ шпіонствѣ бумаги и съ сильнымъ подозрѣніемъ сталъ относиться къ письмамъ господина. Когда черезъ нѣсколько дней онъ снова былъ посланъ съ такой же точно посылкой къ тому же европейцу, онъ уже былъ гораздо осторожнѣе. Онъ рѣшилъ перехитрить письмо, и съ этой
заключается въ самой бумагѣ, которую оніі называли «говорящей», и смотрѣли на нее, какъ на одушевленный предметъ, обладающій слухомъ,
зрѣніемъ и словесною рѣчью. На этомъ основаніи нѣкоторые дикари старались доставать исписанную бумагу и прикладывали ее къ ушамъ,
думая такимъ образомъ услышать какую-нибудь рѣчь, но послѣ многихъ пеудачныхъ попытокъ они рѣшали, что европейцы владѣютъ секретомъ, при помощи котораго они эту бумагу заставляютъ говорить, когда имъ угодно. По этому поводу мы находимъ у писателя Гомара чрезвычайно интересный и поучительный разсказъ объ одномъ случаѣ, имѣвшемъ мѣсто въ Южной Америкѣ. Одинъ европеецъ вручилъ своему рабу - перуанцу корзину съ прекрасными плодами и письмо, и приказалъ отнести эту посылку одному своему другу. По дорогѣ перуанецъ никакъ не могъ избавиться отъ соблазнительной мысли полакомиться плодами и, нако
пецъ, поддался-таки искушенію и съѣлъ значительную ихъ часть, будучи увѣренъ, что никто не узнаетъ объ этомъ. Каково же было его удивленіе, когда другъ его господина настойчиво сталъ требовать недостающихъ плодовъ, указывая на письмо, въ которомъ было точно обозначено количество плодовъ. «Не вѣрьте этой бумагѣ,—возразилъ дикарь,—она гово
ритъ неправду. Я принесъ вамъ въ корзинѣ столько же плодовъ, сколько мнѣ вручилъ мой господинъ». На обратномъ пути дикарь никакъ не могъ попять, какимъ образомъ европеецъ узналъ о его проступкѣ. «Не
ужели, въ самомъ дѣлѣ, ему разсказала бумага?»—подумалъ онъ, и тотчасъ же вспомнилъ про письмо, которое ему въ свою очередь было вручено для передачи господину. «Нѣтъ, не можетъ быть, — возразилъ онъ самому себѣ,—не можетъ быть, чтобы эта мертвая и безсильная бумажка могла натворить мнѣ столько зла». ІІаконецъ, онъ пришелъ къ заключенію, что письмо тутъ ни при чемъ, что европейцу внушила подозрѣніе лишь не совсѣмъ полная корзина, а потому ему просто хотѣлось испытать его и такимъ образомъ добиться правды. На этой мысли дикарь успокоился, и въ душѣ крайне радовался тому, что не поддался на удочку хитраго европейца. Вер
нувшись домой, онъ однако столкнулся съ другой, еще гораздо большей для него неожиданностью. Онъ находился въ крайнемъ недоумѣніи, когда его господинъ вдругъ ни съ того, ни съ сего сталъ своей палкой наносить
ему удары, a затѣмъ указалъ ему на письмо, изъ котораго онъ узналъ обо всемъ происшедшемъ. Съ этихъ поръ дикарь окончательно убѣдился въ шпіонствѣ бумаги и съ сильнымъ подозрѣніемъ сталъ относиться къ письмамъ господина. Когда черезъ нѣсколько дней онъ снова былъ посланъ съ такой же точно посылкой къ тому же европейцу, онъ уже былъ гораздо осторожнѣе. Онъ рѣшилъ перехитрить письмо, и съ этой