латахъ со сводами, похожихъ на погреба, съ вѣчно мокрыми, холодными каменными стѣнами. Тридцать кроватей для заключенныхъ стояли такъ близко одна къ другой, что между ними не оставалось даже прохода. По ночамъ они иногда вскакивали, разбуженные внезапнымъ трескомъ замковъ и звономъ ключей; въ дверяхъ появлялись тѣни тюремщиковъ, едва освѣщенныя слабымъ свѣтомъ фонаря; ихъ оскорбляли, обыскивали, приводили въ смятеніе перекличками.
Только въ дни переѣздовъ изъ одной тюрьмы въ другую имъ удавалось избавиться отъ грязи и гнилостныхъ лихорадокъ тюремныхъ больницъ, подышать хотя немного свѣжимъ воздухомъ. Но за то на нихъ бѣшено накидывалась уличная толпа, осыпая ихъ оскорбленіями. Женщины грозили имъ кулаками, кричали вслѣдъ ругательства, разносчики газетъ провожали ихъ площадною бранью. Боязливые, мирные люди жались къ стѣнамъ, стараясь пройти подальше отъ мегеръ, бѣжавшихъ за тюремными каретами. Жанъ- Доминикъ Бланки былъ сильно скомпрометированъ. 29 преріаля II года у него былъ произведенъ обыскъ. Въ Ниццѣ были найдены письма, посланныя туда тотчасъ-же послѣ перваго ареста жирондистовъ и переданы слѣдственнымъ властямъ съ помѣтками, внушавшими большія опасенія: «Стиль совершенно противорѣчитъ
истинѣ»... «Несогласно съ правилами нравственности»... Однимъ словомъ ему грозила большая опасность.
Однако и въ этихъ тюрьмахъ, считавшихся заключенными за преддверіе смерти, бывали минуты умиротворенія. Арестованные разговаривали, пробовали шутить и съ особымъ удовольствіемъ острили по поводу двадцати двухъ ливровъ ежемѣсячной платы за содержаніе, взимавшейся съ нихъ тюремнымъ начальствомъ. Порою они могли думать, что о нихъ забыли, несмотря на рѣзкія плакарды,
ежедневно появлявшіяся на стѣнахъ городскихъ зданій и съ однообразіемъ собачьяго воя требовавшія ихъ головъ. Кстати сказать, имъ не давали читать ничего другого, кромѣ этихъ печатныхъ афишъ. Они любили заниматься физическимъ трудомъ, чистили площадку для прогулокъ, строили изъ кирпичей и разныхъ обломковъ
сидѣнья со спинками, террасы, патріотическіе алтари и т. под. Послѣ полудня развлекались играми въ мячи, триктракъ, дамки и шахматы.
Человѣкъ свыкается со всѣмъ, даже съ опасностью. Какъ бы ни было мучительно и тревожно положеніе, но если оно тянется долго, — жизненный инстинктъ одерживаешь верхъ, и побѣжденные, покинутые люди создаютъ себѣ новое существованіе, намѣчаютъ себѣ планъ работъ и выполняютъ ихъ механически, живя среди агентовъ — провокаторовъ и стражниковъ. Они освоиваются съ лицами своихъ тюремщиковъ; ихъ трогаетъ любезность надзирателя, пронесшаго имъ тайкомъ стаканъ вина. Одинъ музыканта обѣщалъ своему другу написать какую-нибудь арію, сочинилъ ее, переписалъ, проигралъ
на флейтѣ и извинился передъ другомъ, что не можетъ написать ничего больше, потому что на другой день его гильотинируютъ.
Только въ дни переѣздовъ изъ одной тюрьмы въ другую имъ удавалось избавиться отъ грязи и гнилостныхъ лихорадокъ тюремныхъ больницъ, подышать хотя немного свѣжимъ воздухомъ. Но за то на нихъ бѣшено накидывалась уличная толпа, осыпая ихъ оскорбленіями. Женщины грозили имъ кулаками, кричали вслѣдъ ругательства, разносчики газетъ провожали ихъ площадною бранью. Боязливые, мирные люди жались къ стѣнамъ, стараясь пройти подальше отъ мегеръ, бѣжавшихъ за тюремными каретами. Жанъ- Доминикъ Бланки былъ сильно скомпрометированъ. 29 преріаля II года у него былъ произведенъ обыскъ. Въ Ниццѣ были найдены письма, посланныя туда тотчасъ-же послѣ перваго ареста жирондистовъ и переданы слѣдственнымъ властямъ съ помѣтками, внушавшими большія опасенія: «Стиль совершенно противорѣчитъ
истинѣ»... «Несогласно съ правилами нравственности»... Однимъ словомъ ему грозила большая опасность.
Однако и въ этихъ тюрьмахъ, считавшихся заключенными за преддверіе смерти, бывали минуты умиротворенія. Арестованные разговаривали, пробовали шутить и съ особымъ удовольствіемъ острили по поводу двадцати двухъ ливровъ ежемѣсячной платы за содержаніе, взимавшейся съ нихъ тюремнымъ начальствомъ. Порою они могли думать, что о нихъ забыли, несмотря на рѣзкія плакарды,
ежедневно появлявшіяся на стѣнахъ городскихъ зданій и съ однообразіемъ собачьяго воя требовавшія ихъ головъ. Кстати сказать, имъ не давали читать ничего другого, кромѣ этихъ печатныхъ афишъ. Они любили заниматься физическимъ трудомъ, чистили площадку для прогулокъ, строили изъ кирпичей и разныхъ обломковъ
сидѣнья со спинками, террасы, патріотическіе алтари и т. под. Послѣ полудня развлекались играми въ мячи, триктракъ, дамки и шахматы.
Человѣкъ свыкается со всѣмъ, даже съ опасностью. Какъ бы ни было мучительно и тревожно положеніе, но если оно тянется долго, — жизненный инстинктъ одерживаешь верхъ, и побѣжденные, покинутые люди создаютъ себѣ новое существованіе, намѣчаютъ себѣ планъ работъ и выполняютъ ихъ механически, живя среди агентовъ — провокаторовъ и стражниковъ. Они освоиваются съ лицами своихъ тюремщиковъ; ихъ трогаетъ любезность надзирателя, пронесшаго имъ тайкомъ стаканъ вина. Одинъ музыканта обѣщалъ своему другу написать какую-нибудь арію, сочинилъ ее, переписалъ, проигралъ
на флейтѣ и извинился передъ другомъ, что не можетъ написать ничего больше, потому что на другой день его гильотинируютъ.