Квартирная хозяйка Доминика Бланки такъ-же, какъ и хозяйки нѣкоторыхъ другихъ арестованныхъ депутатовъ конвента, приходила навѣщать его въ тюрьму вмѣстѣ съ своей племянницей Софи. Иногда она присылала ее съ няней и даже совсѣмъ одну, думая, что дѣвочка скорѣе взрослыхъ смягчитъ сердца тюремщиковъ. Въ кармскихъ казармахъ всѣхъ, и стражу, и заключенныхъ, приводили въ восторгъ ежедневныя посѣщенія двѣнадцатилѣтней гражданки. Хорошенькая дѣвочка, музыкантша, болтунья просиживала иногда по цѣлымъ днямъ въ ожиданіи свиданія съ арестованными жирондистами. Но чаще всего ея красота и наивная грація смягчала сердца самыхъ суровыхъ тюремщиковъ. Особенно она приводила въ восхищеніе чуднымъ пѣніемъ патріотическихъ пѣсенъ и разбрасываніемъ цвѣтовъ по пути революціонныхъ процессій. Дѣвочка, одѣтая мальчикомъ, снимала, чтобы было легче, деревянные башмачки и, неся ихъ въ рукахъ, бѣжала босыми ножками по снѣгу.
Она приносила заключеннымъ провизію и вмѣстѣ съ ней ухитрялась передавать имъ газеты и письма. Она все слушала, все знала, все разсказывала, съ ея появленіемъ въ мрачномъ зданіи тюрьмы становилось свѣтло; она наполняла красотой и граціей атмосферу смерти, гдѣ каждаго осаждало видѣніе раскрывшейся подъ ногами пропасти и ни на минуту не перестававшей дѣйствовать гильотины.
VII.
Въ заключеніе, Доминикъ Бланки страстно влюбился въ юную посѣтительницу. На другой день послѣ паденія Робеспьера, какъ только растворились дверй тюрьмы и членъ конвента избѣжалъ смерти, онъ тотчасъ же попросилъ руки Софіи Бріонвиль у ея
тетки и пріемной матери. Предложеніе было принято, но свадьба состоялась только 17-го вандемьера V года, когда невѣста достигла законнаго возраста. Доминику Бланки было въ это время тридцать восемь лѣтъ, его молодой женѣ — шестнадцать.
Здѣсь умѣстно привести мнѣніе о Софіи де Бріонвиль ея перваго сына отъ этого брака Адольфа Бланки. Я выписываю его изъ неоконченныхъ и неизданныхъ Мемуаровъ, начатыхъ въ 1853 г. и прерванныхъ смертью. Адольфъ Бланки извиняется за разоблаченія характера матери, но какъ это ему не горько, онъ хочетъ сказать всю правду, быть искреннимъ «до жестокости», какъ относительно себя, такъ и относительно своихъ близкихъ. Онъ отмѣчаетъ прежде всего, что Софія Бріонвилль дѣйствительно прекрасно пѣла и танцовала, но зато совершенно не умѣла шить и грамотно писать. Затѣмъ онъ рисуетъ ея портретъ: «Очаровательный ребенокъ превратился въ женщину поразительной красоты. Длинныя рѣсницы окаймляли ея ясные, свѣтло-голубые глаза; самые чудные въ мірѣ зубы украшали ея, блиставшій свѣжестью, ротикъ, а ея шелковистые бѣлокурые волосы спускались роскошными прядями до са