свободе и равенстве, эта льгота рано или поздно, конечно, должна была пасть. Но нежелательно было уничтожение исто
рически укоренившейся свободы без замены ее другою, высшею. С точки же зрения чисто дворянской, подчинение благородного сословия рекрутчине, наравне с мужиками, шло наперекор всем понятиям о дворянской чести, которые установились в течение столетия“.1
Среди самого дворянства выдающиеся люди находили мое-направление слишком консервативным“,—не без чувства удовлетворенного самолюбия пишет он. Не даром петербургский предводитель дворянства П. П. Шувалов, которому пред
ставили Чичерина в качестве „un des rares défenseurs de la noblesse“, отвечал не без язвительности: „Je trouve que Monsieur nous défend trop“ 2.
Так, на всем протяжении своих записок Чичерин остается тем, чем он был по происхождению,—дворянином, дворянином умным, просвещенным, далеким от крепостнических вожделений своего сословия, но насквозь проникнутым с детства воспитанными классовыми представлениями и взглядами.
Из дворянской же среды вынес Чичерин и глубокое принципиальное уважение к представителям верховной власти. Еще детьми он и его брат „проникались благоговеньем, когда... (им) говорили, что перед государем и наследником нельзя являться иначе как в коротких белых штанах и шелковых чулках“ 3. Позже на смену этим ребяческим впечатлениям пришли другие, более серьезные. Не принадлежа непосредственно к придворному кругу, Чичерин через близкую ему груп
пу родовитой знати рано завязал связи с двором; уже в конце 50-х годов он сблизился с сравнительно демократичным двором великой княгини Елены Павловны; в 1862 г. гр. Строганов, „попечитель“ наследника, рано умершего сына Александ
ра II — Николая, привлек его сначала к учебным занятиям с цесаревичем, а затем и в его свиту при путешествии по Западной Европе. К этому молодому человеку, в лице которого Россия,
1 Гл. XI.
2 Воспоминания Б._Н. Чичерина, Московский университет. Стр. 40—71 („Записи Прошлого“).
3 Гл. II.
рически укоренившейся свободы без замены ее другою, высшею. С точки же зрения чисто дворянской, подчинение благородного сословия рекрутчине, наравне с мужиками, шло наперекор всем понятиям о дворянской чести, которые установились в течение столетия“.1
Среди самого дворянства выдающиеся люди находили мое-направление слишком консервативным“,—не без чувства удовлетворенного самолюбия пишет он. Не даром петербургский предводитель дворянства П. П. Шувалов, которому пред
ставили Чичерина в качестве „un des rares défenseurs de la noblesse“, отвечал не без язвительности: „Je trouve que Monsieur nous défend trop“ 2.
Так, на всем протяжении своих записок Чичерин остается тем, чем он был по происхождению,—дворянином, дворянином умным, просвещенным, далеким от крепостнических вожделений своего сословия, но насквозь проникнутым с детства воспитанными классовыми представлениями и взглядами.
Из дворянской же среды вынес Чичерин и глубокое принципиальное уважение к представителям верховной власти. Еще детьми он и его брат „проникались благоговеньем, когда... (им) говорили, что перед государем и наследником нельзя являться иначе как в коротких белых штанах и шелковых чулках“ 3. Позже на смену этим ребяческим впечатлениям пришли другие, более серьезные. Не принадлежа непосредственно к придворному кругу, Чичерин через близкую ему груп
пу родовитой знати рано завязал связи с двором; уже в конце 50-х годов он сблизился с сравнительно демократичным двором великой княгини Елены Павловны; в 1862 г. гр. Строганов, „попечитель“ наследника, рано умершего сына Александ
ра II — Николая, привлек его сначала к учебным занятиям с цесаревичем, а затем и в его свиту при путешествии по Западной Европе. К этому молодому человеку, в лице которого Россия,
1 Гл. XI.
2 Воспоминания Б._Н. Чичерина, Московский университет. Стр. 40—71 („Записи Прошлого“).
3 Гл. II.