крывать новую фабрику в таком месте, где ни в одном доме нет еще ни детейна взрослых, вышколенных таким образом; где воспитание, привычки и необходимость еще никого не вынудили вымаливать себе работу на фабрике, где
мысль обывателя еще не приучена к тому, чтоб связывать всю свою жизнь с этим решающим моментом? Можно ли в данном случае ждать таких же результатов, какие может дать фабрика в местности, где перечисленные выше условия налицо, и где люди лишь ждут предпринимателя, который пришел бы и собрал бы их вместе».
Это поистине ужасно, и я смею утверждать, что Маркс никогда не находил столь сильных выражений для иллюстрации этого явления. В XII главе «Капитала» он так говорит о капиталистическом характере мануфактуры: «Некоторое духовное и телесное искалечение неизбежно даже при разделении труда в рамках всего общества в целом. Но так как мануфактурный период проводит значительно дальше это общественное расщепление различных отраслей труда, и так как, с другой стороны, лишь специфически-мануфактурное разделение труда затрагивает индивидуума в самой его жизненной основе, — то материал и стимул для промышленной патологии дается впервые лишь мануфактурным периодом».
Маркс цитирует доктора Уркварта:
«Рассечение человека называется казнью, если он получил смертный приговор; убийством, если он не приговорен судом к смерти. Рассечение труда есть убийство целого народа».
Но ничто, думается, не сравнится со спокойной жестокостью сильных выражений Мёзера, когда он говорит о систематической атрофии, отнимающей у рабочего все чувства, кроме одного специального, нужного для его специального труда, и делающей его на всю жизнь рабом этого единственного
оставленного ему чувства. Поражает спокойствие, с каким Мёзер принимает
неизбежность этого промышленного калечения человечества, этого чудовищного и сознательного уродования человеческой природы. Если он рекомендует немецким капиталистам побольше осторожности и постепенности, то не потому, что его беспокоит участь рабочего. О, нет! он озабочен лишь тем, чтоб капиталист приступил к делу калечения не раньше, чем будет проделана определенная
предварительная, если можно так выразиться, воспитательная работа. Как мог бы Мёзер создать для себя такую концепцию социальной жизни, если бы к
тому времени Германия быстро и основательно не вступила в мануфактурный период своего развития?
И в самом деле, к тому времени уже определенно наметилась победа немецкой мануфактуры над мелкими мастерскими и домашним производством.
Вначале в городках и деревнях ремесленники и вообще мелкие производители
начинают уступать место мелким торговцам, которые ничего сами не создают, а лишь сбывают товары, изготовленные в крупных мануфактурных центрах. Мелкие ремесленники исчезают, потому что конкуренция мануфактур оказы
вается для них смертельной. Промышленность бежит из мелких городов, и понятно почему: разделение труда, вынуждая каждого рабочего производить лишь одну ничтожнейшую часть продукта, предполагает сотрудничество большого количества рабочих, а это возможно лишь в большом городе. Кроме того, каждый
рабочий, привязанный к своей узкой специальности, может существовать, лишь постоянно воспроизводя свою маленькую частицу продукта, и только большой город может обеспечить ему постоянное применение его специальности.
Тот же Мёзер с большой точностью анализирует экономическое и социальное движение конца XVIII века, он говорит: «Ремесленники из года в год гибнут в маленьких городках, их участь с каждым днем ухудшается. Причина
мысль обывателя еще не приучена к тому, чтоб связывать всю свою жизнь с этим решающим моментом? Можно ли в данном случае ждать таких же результатов, какие может дать фабрика в местности, где перечисленные выше условия налицо, и где люди лишь ждут предпринимателя, который пришел бы и собрал бы их вместе».
Это поистине ужасно, и я смею утверждать, что Маркс никогда не находил столь сильных выражений для иллюстрации этого явления. В XII главе «Капитала» он так говорит о капиталистическом характере мануфактуры: «Некоторое духовное и телесное искалечение неизбежно даже при разделении труда в рамках всего общества в целом. Но так как мануфактурный период проводит значительно дальше это общественное расщепление различных отраслей труда, и так как, с другой стороны, лишь специфически-мануфактурное разделение труда затрагивает индивидуума в самой его жизненной основе, — то материал и стимул для промышленной патологии дается впервые лишь мануфактурным периодом».
Маркс цитирует доктора Уркварта:
«Рассечение человека называется казнью, если он получил смертный приговор; убийством, если он не приговорен судом к смерти. Рассечение труда есть убийство целого народа».
Но ничто, думается, не сравнится со спокойной жестокостью сильных выражений Мёзера, когда он говорит о систематической атрофии, отнимающей у рабочего все чувства, кроме одного специального, нужного для его специального труда, и делающей его на всю жизнь рабом этого единственного
оставленного ему чувства. Поражает спокойствие, с каким Мёзер принимает
неизбежность этого промышленного калечения человечества, этого чудовищного и сознательного уродования человеческой природы. Если он рекомендует немецким капиталистам побольше осторожности и постепенности, то не потому, что его беспокоит участь рабочего. О, нет! он озабочен лишь тем, чтоб капиталист приступил к делу калечения не раньше, чем будет проделана определенная
предварительная, если можно так выразиться, воспитательная работа. Как мог бы Мёзер создать для себя такую концепцию социальной жизни, если бы к
тому времени Германия быстро и основательно не вступила в мануфактурный период своего развития?
И в самом деле, к тому времени уже определенно наметилась победа немецкой мануфактуры над мелкими мастерскими и домашним производством.
Вначале в городках и деревнях ремесленники и вообще мелкие производители
начинают уступать место мелким торговцам, которые ничего сами не создают, а лишь сбывают товары, изготовленные в крупных мануфактурных центрах. Мелкие ремесленники исчезают, потому что конкуренция мануфактур оказы
вается для них смертельной. Промышленность бежит из мелких городов, и понятно почему: разделение труда, вынуждая каждого рабочего производить лишь одну ничтожнейшую часть продукта, предполагает сотрудничество большого количества рабочих, а это возможно лишь в большом городе. Кроме того, каждый
рабочий, привязанный к своей узкой специальности, может существовать, лишь постоянно воспроизводя свою маленькую частицу продукта, и только большой город может обеспечить ему постоянное применение его специальности.
Тот же Мёзер с большой точностью анализирует экономическое и социальное движение конца XVIII века, он говорит: «Ремесленники из года в год гибнут в маленьких городках, их участь с каждым днем ухудшается. Причина