«В это же время пали Ганза и Венеция, а с ними крупная торговля Германии, мощь и свобода немецких городов, как северных, так и южных.
«Затем последовала тридцатилетняя война, принесшая с собой повсеместное опустошение сел и городов.
«Голландия и Швейцария отделились от Империи, самые лучшие ее области были завоеваны Францией. Такие города, как Страсбург, Нюренберг и Аугсбург, которые раньше превосходили своим могуществом курфиршества, теперь были доведены до полного бессилия системой постоянных армий.
«Если бы до этой революции города и имперская власть были тесно об’единены, если бы какой-нибудь истинно-немецкий князь стал во главе реформации и направил бы ее в интересах единства, могущества и свободы страны, — тогда развитие земледелия, мануфактурной промышленности и торговли пошло бы совершенно иначе».
Фридрих Лист прибавляет, что если, несмотря на все, еще осталась какаянибудь надежда на экономическое возрождение Германии, то лишь благодаря то
му, что немецкие князья употребили часть отнятых у церкви имуществ на культивирование немецкой мысли, а всякий умственно сильный народ должен,
по его мнению, в дальнейшем неизбежно стремиться — хотя неумело и неловко — к увеличению экономической мощи, которой до сих пор ему недоставало.
«Начало немецкого национального возрождения было положено, очевидно, самими правительствами; они сознательно тратили доходы с секуляризованных имуществ на воспитание и образование, на поощрение искусств, наук и морали и вообще на общеполезные предметы. Таким путем знания проникли в управление и судопроизводство, в преподавание и литературу, в земледелие, технику и торговлю, — словом, проникли в массы.
«Таким образом, Германия следовала в развитии своей цивилизации по пути совершенно иному, чем другие
страны. В то время как во всех странах высокая духов
ная культура явилась результатом экономического развития производительных сил, в Германии это развитие производительных сил было результатом предшествовавшего ему роста духовной культуры. Таким образом, вся ее цивилизация является, если можно так выразиться, теоретической.
«Отсюда и то отсутствие у них духа практицизма и та неповоротливость, которые бросаются в глаза иностранцу еще и в наши дни. Немцы находятся сейчас в положении человека, который, будучи до тех пор лишен возможности пользоваться своими органами, усвоил теоретически, как надо держаться на но
гах, ходить, есть, пить, смеяться и плакать, и затем начал действовать. Отсюда пристрастие немцев к философским системам и к мечтаниям в духе космополитизма».
То, что Фридрих Лист в 1841 году отмечал в своей, снискавшей такую известность, книге, как результат всей предшествовавшей немецкой эволюции; то, что он мечтал исправить путем мощного экономического и политического национализма, — все это было еще более верно по отношению к Германии 1789 года. Маркс и Лист ищут оба ту конкретную, действительную силу, которая придала бы реальное содержание немецкой истории, остававшейся до сих пор лишь теорией п мечтой. По мнению Маркса, такой конкретной силой будет пролетариат. По мнению Листа, этой силой явится экономическое единство, которое будет подготовлено, в свою очередь, таможенным союзом и приведет в конце концов к политическому об’единению. Но оба они сходятся в том, что немецкая история не имеет под собой прочной базы. И причина этого в том, что буржуазия не
«Затем последовала тридцатилетняя война, принесшая с собой повсеместное опустошение сел и городов.
«Голландия и Швейцария отделились от Империи, самые лучшие ее области были завоеваны Францией. Такие города, как Страсбург, Нюренберг и Аугсбург, которые раньше превосходили своим могуществом курфиршества, теперь были доведены до полного бессилия системой постоянных армий.
«Если бы до этой революции города и имперская власть были тесно об’единены, если бы какой-нибудь истинно-немецкий князь стал во главе реформации и направил бы ее в интересах единства, могущества и свободы страны, — тогда развитие земледелия, мануфактурной промышленности и торговли пошло бы совершенно иначе».
Фридрих Лист прибавляет, что если, несмотря на все, еще осталась какаянибудь надежда на экономическое возрождение Германии, то лишь благодаря то
му, что немецкие князья употребили часть отнятых у церкви имуществ на культивирование немецкой мысли, а всякий умственно сильный народ должен,
по его мнению, в дальнейшем неизбежно стремиться — хотя неумело и неловко — к увеличению экономической мощи, которой до сих пор ему недоставало.
«Начало немецкого национального возрождения было положено, очевидно, самими правительствами; они сознательно тратили доходы с секуляризованных имуществ на воспитание и образование, на поощрение искусств, наук и морали и вообще на общеполезные предметы. Таким путем знания проникли в управление и судопроизводство, в преподавание и литературу, в земледелие, технику и торговлю, — словом, проникли в массы.
«Таким образом, Германия следовала в развитии своей цивилизации по пути совершенно иному, чем другие
страны. В то время как во всех странах высокая духов
ная культура явилась результатом экономического развития производительных сил, в Германии это развитие производительных сил было результатом предшествовавшего ему роста духовной культуры. Таким образом, вся ее цивилизация является, если можно так выразиться, теоретической.
«Отсюда и то отсутствие у них духа практицизма и та неповоротливость, которые бросаются в глаза иностранцу еще и в наши дни. Немцы находятся сейчас в положении человека, который, будучи до тех пор лишен возможности пользоваться своими органами, усвоил теоретически, как надо держаться на но
гах, ходить, есть, пить, смеяться и плакать, и затем начал действовать. Отсюда пристрастие немцев к философским системам и к мечтаниям в духе космополитизма».
То, что Фридрих Лист в 1841 году отмечал в своей, снискавшей такую известность, книге, как результат всей предшествовавшей немецкой эволюции; то, что он мечтал исправить путем мощного экономического и политического национализма, — все это было еще более верно по отношению к Германии 1789 года. Маркс и Лист ищут оба ту конкретную, действительную силу, которая придала бы реальное содержание немецкой истории, остававшейся до сих пор лишь теорией п мечтой. По мнению Маркса, такой конкретной силой будет пролетариат. По мнению Листа, этой силой явится экономическое единство, которое будет подготовлено, в свою очередь, таможенным союзом и приведет в конце концов к политическому об’единению. Но оба они сходятся в том, что немецкая история не имеет под собой прочной базы. И причина этого в том, что буржуазия не