Всѣ перечисленные выше дѣятели являются людьми, такъ или иначе скрепившими нослѣдній, завершительный акть великаго событія.
Было бы, однако, одновременно и проявленіемъ близорукости, и актомъ неблагодарности приписать только имъ однимъ всю славу великаго общественнаго подвига.
Всякое историческое событіе имѣетъ свой генезисъ, всякая идея проходитъ нѣсколько фазисовъ, пока иолучаетъ господство и изъ области предположений переходитъ въ фактъ реальной жизни Благородная идея всегда зарождается въ сердцѣ одинокаго человѣколюбца. Есть люди, которые провозглашаютъ извѣстное начало,, когда оно кажется чѣмъ-то совершенно безумнымъ и несбыточнымъ. Но
Слава безумцу, который навѣялъ
Человѣчеству сонъ золотой. >
Въ исторіи освобожденія крестьянъ этимъ „безумцемъ* былъ Радищевъ, за семьдесятъ лѣтъ до завершптельнаго акта освобоягденія ярко и опредѣленно поставившій вопросъ о томъ, что не долженъ владѣть человѣкъ своимъ ближнимъ, точно скотомъ.
Радищевъ былъ человѣкъ безъ литературнаго таланта, но въ душѣ его горѣлъ священный огонь истинной любви къ людямъ, а это всегда зажигаетъ чуткія сердца. Одинокій подвигъ его, сначала показавшійся прямымъ безуміемъ и нелѣпостыо, не прошелъ безслѣдно. Обаяніе подвига Радищева лучше всего прослѣдить по Пушкину. Было время, когда онъ попробовалъ отнестись насмѣшливо и къ неуклюжему слогу Радищева, и къ безумію его стремленій. Но вотъ 2 — 3 года спустя, незадолго до


смерти, Пушкинъ начинаеть подводить „итоги своей дѣятельности, пишетъ для себя ,.Памятникъ**. Онъ высокаго мнѣнія о своемъ значеніи; онъ не сомнѣвается въ томъ, что къ его нерукотворному памятнику „не заростетъ народная тропа· .




За что лее эта слава, этотъ великій почетъ?


И долго буду тѣмъ любезенъ я народу,
Что чувства добрыя въ немъ лирой пробуждалъ,
Что вслѣдъ Радищеву возелавилъ я свободу И милость къ падшимъ призывалъ.
Завѣты Радищева нашли своихъ непосредственныхъ послѣдователей въ декабризмѣ. Въ очеркѣ, посвященномъ Николаю Тургеневу, читатель найдетъ подроб
ности объ его освободительныхъ проектахъ, которые характеристичны для всего движенія. Тутъ не все удачно, но важно то, что уже исчезла утопичность. Предъ нами уже не „безуміе , а нѣчто начинающее пріобрѣтать вполнѣ реальныя очертанія...
Около 1846—47 it., точно γιο какому-то уговору, появляется рядъ произведеній, проникнутыхъ самымъ горячимъ участіемъ къ закрѣпотценному народу. Первен
ствующее мѣсто въ ряду этихъ произведеній занимаютъ стихотворенія па народныя темы Некрасова, „Антонъ Горемыка Григоровича, „Записки Охотника11 Тургенева.
Эта литературная пропаганда производитъ потрясающее впечатлѣніе на читающую публику, и теперь уже передъ нами новый, знаменательнѣйшій фазисъ идеи освобожденія. Она проникла въ самыя обширныя сферы общества; она считаетъ своихъ приверженцевъ уже не десятками или даже сотнями, а тысячами.
Государственные акты совершаются ,.хладнымъ разсудкомъ“, но подготовляетъ ихъ всегда чувство. Законодательный актъ 19-го февраля только скрѣпилъ то, что родилось въ сердцѣ читателей Григоровича, Тургенева и Некрасова. Слезы, проли
ться надъ „Антономъ Горемыкою , фактически сыграли самую рѣшающую роль въ подготовленіи реформы, а умиленіе, охватившее всѣхъ при созерцаній трогательныхъ фигуръ, нарисованныхъ Тургеневымъ, были убѣдительнѣе всякихъ цифръ и госу
дарственныхъ соображеній. *