моими попутчиками, которымъ обѣщался черезъ день выйти изъ Москвы, подошелъ я къ незнакомымъ, и послѣ нѣкотораго при
вѣтствія, началъ ихъ распрашивать обо всемъ, что, на этотъ разъ, казалось мнѣ болѣе достойнымъ любопытства. Между тѣмъ какъ они разсказывали о положеніи Французовъ и Русскихъ, узналъ я, что алая повязка была отличительнымъ знакомъ муниципальныхъ чиновниковъ, что Французы перестали грабить (да и нечего, думалъ я про себя), что теперь можно быть безопаснымъ и проч. Не вѣря последнему, я попросилъ у нихъ напиться. Муниципальный чиновникъ приказалъ маленькому сво
ему сынку проводить меня въ подвалъ, въ которомъ онъ жилъ, и на двери котораго было наклеено Наполеоново приглашеніе жителей въ Москву. Мы постучались, и намъ отперли дверь. Мальчикъ сказалъ, что его тятенька приказалъ мнѣ дать напиться, и женщина, подавая мнѣ воды, очень недовѣрчиво спра
шивала у моего проводника: ужъ не Французъ ли это? Нетъ, сударыня, отвѣчалъ я; напившись поблагодарилъ за одолженіе и поШелъ далѣе. Подходя къ церкви Андреяна и Наталіи, об
радовался колокольному звону, думая, что конечно, тутъ уже позволено и отправленіе Божественной службы. Но какую не
нависть почувствовалъ я къ подлымъ злодѣямъ, когда увидѣлъ, что въ церкви, оскверненной поруганіемъ святыни, стояли лошади, а на колокольнѣ звонили два Француза для пріятной за
бавы. Перешедши черезъ монастырь, я столько былъ пораженъ позорищемъ ужаснѣйшаго опустошенія, что, не находя
даже признаковъ многихъ знакомыхъ домовъ, я почти не вѣрилъ глазамъ моимъ. Но мало-по-малу я дошелъ уже до Кузнецкаго мосту и едва поднялся на лестницу, какъ вдругъ по
падается мнѣ на встрѣчу одинъ молодой, родившійся въ Россіи, Французъ, котораго нѣкогда училъ я Русской грамматикѣ. Странной мой нарядъ удивилъ его, и онъ, остановившись со мною, спрашивалъ: какимъ образомъ очутился я въ Москвѣ? Какъ видишь, отвѣчалъ я ему; только не болѣе какъ на два дни. Онъ схватилъ меня крѣпко за руку и съ наполенными слезъ глазами торопился сказать мнѣ: бѣги, бѣги отсюда; ты увидишь одну мерзость и злодейства! Потомъ, не дожидаясь отве
та, самъ побѣжалъ въ сторону, а я пошелъ куда мнѣ надобно. Чрезъ нисколько минутъ пришелъ я на Моховую въ домъ Нарышкина, гдѣ прежде жилъ мой благодѣтель и гдѣ были оставлены некоторые изъ его людей. Нечаянный мой приходъ уди
вѣтствія, началъ ихъ распрашивать обо всемъ, что, на этотъ разъ, казалось мнѣ болѣе достойнымъ любопытства. Между тѣмъ какъ они разсказывали о положеніи Французовъ и Русскихъ, узналъ я, что алая повязка была отличительнымъ знакомъ муниципальныхъ чиновниковъ, что Французы перестали грабить (да и нечего, думалъ я про себя), что теперь можно быть безопаснымъ и проч. Не вѣря последнему, я попросилъ у нихъ напиться. Муниципальный чиновникъ приказалъ маленькому сво
ему сынку проводить меня въ подвалъ, въ которомъ онъ жилъ, и на двери котораго было наклеено Наполеоново приглашеніе жителей въ Москву. Мы постучались, и намъ отперли дверь. Мальчикъ сказалъ, что его тятенька приказалъ мнѣ дать напиться, и женщина, подавая мнѣ воды, очень недовѣрчиво спра
шивала у моего проводника: ужъ не Французъ ли это? Нетъ, сударыня, отвѣчалъ я; напившись поблагодарилъ за одолженіе и поШелъ далѣе. Подходя къ церкви Андреяна и Наталіи, об
радовался колокольному звону, думая, что конечно, тутъ уже позволено и отправленіе Божественной службы. Но какую не
нависть почувствовалъ я къ подлымъ злодѣямъ, когда увидѣлъ, что въ церкви, оскверненной поруганіемъ святыни, стояли лошади, а на колокольнѣ звонили два Француза для пріятной за
бавы. Перешедши черезъ монастырь, я столько былъ пораженъ позорищемъ ужаснѣйшаго опустошенія, что, не находя
даже признаковъ многихъ знакомыхъ домовъ, я почти не вѣрилъ глазамъ моимъ. Но мало-по-малу я дошелъ уже до Кузнецкаго мосту и едва поднялся на лестницу, какъ вдругъ по
падается мнѣ на встрѣчу одинъ молодой, родившійся въ Россіи, Французъ, котораго нѣкогда училъ я Русской грамматикѣ. Странной мой нарядъ удивилъ его, и онъ, остановившись со мною, спрашивалъ: какимъ образомъ очутился я въ Москвѣ? Какъ видишь, отвѣчалъ я ему; только не болѣе какъ на два дни. Онъ схватилъ меня крѣпко за руку и съ наполенными слезъ глазами торопился сказать мнѣ: бѣги, бѣги отсюда; ты увидишь одну мерзость и злодейства! Потомъ, не дожидаясь отве
та, самъ побѣжалъ въ сторону, а я пошелъ куда мнѣ надобно. Чрезъ нисколько минутъ пришелъ я на Моховую въ домъ Нарышкина, гдѣ прежде жилъ мой благодѣтель и гдѣ были оставлены некоторые изъ его людей. Нечаянный мой приходъ уди