Мономаховьшъ и чужимъ „осинымъц —Ольговымъ; ему все равно, кто бы ни шелъ у его стремени·, даже не брезгуетъ помощью половецкою.
Сыновей своихъ не очень-то голубитъ, и они, какъ Ростиславъ, уходятъ отъ него даже къ его сопернику Изяславу Мстиславичу. Воярамъ своимъ, какъ показываетъ примѣръ съ Степаномъ Ивановнчемъ Кучко, онъ не даетъ потачки и думы ихъ мало слушаетъ. Вѣчевымъ городамъ отъ Юрія тоже—плохо. Доставалось отъ этого „Мономашича“ не мало
тяжелаго и господину Новгороду Великому. Но за то онъ являетъ себя въ Сѣверо-восточной Руси княземъ-хозяиномъ, строителемъ городовъ и усерднымъ храмоздателемъ. Онъ хотѣлъ даже перенести старый Суздаль на Кидекшу и построилъ великолѣпные храмы во Владимірѣ,
Суздалѣ, Переяславлѣ, Юрьевѣ и въ упомянутой Кидекшѣ. Вообще Юрій не гоняется за южно-русскою княжескою популярностью, и, при жесткости своего характера, этотъ князь далеко не пользовался на югѣ такою любовью, какая окружала другихъ Мономаховичей. Но эти сѣверо
восточныя, великорусскія черты не вызрѣли еще въ Юріи I вполнѣ, не довели его до мысли о перенесеніи средоточія Руси съ юга на сѣверо
востокъ·, его все еще тянуло въ Кіевъ, гдѣ онъ и умеръ, тогда какъ сынъ Юрія Андрей Воголюбскій предалъ раззоренію „мать градовъ русскихъ“, лишилъ ее великой святыни—иконы Богоматери, писанной евангелистомъ Лукою, и сталъ на смѣну Кіеву обстраивать Владиміръ Залѣсскій высокопрестольными храмами, теремами и золотыми воротами.
Но если у великаго князя Юрія и не было мысли объ утвержденіи общеруссскаго центра на сѣверо-востокѣ не только въ Москвѣ, а даже во Владимірѣ, то все же великорусскій типъ этого князя долженъ былъ съ теченіемъ времени, какъ въ историческихъ, такъ и въ эпическихъ сказаніяхъ, сдѣлаться традиціей Москвы, когда стало возможнымъ выдвинуть ее какъ средоточіе общерусскаго тяготѣнія.
Нѣтъ свѣдѣній, навѣщалъ ли Юрій Владиміровичъ основанную имъ Москву, хотя и есть извѣстія, что онъ проходилъ по ея землѣ. Онъ даже умеръ не въ своемъ Суздальскомъ Залѣсьѣ, а въ Кіевѣ. О смерти создателя нашей Москвы лѣтопись кіевская говорить, что онъ на другой день Николина дня (10 мая 1157 года) пировалъ у своего боярина: „пивъ бо Гюрги въ осменники у Петрила, въ тъ день разболѣса и чрезъ пять дней (15 мая) умеръ. Кіевляне не любили сѣверовосточнаго Суздальскаго князя и на другой день разграбили его дворы (одинъ изъ нихъ великій князь называлъ раемъ) и перебили многихъ суздальцевъ. Но зато крѣпко любило Юрія великорусское населеніе Залѣсья, коему Георгій Суздальскій являлся подобнымъ Егорію Храброму.
У Татищева о наружности и характерѣ Юрія горорится: „былъ роста не малаго, толстый, лицомъ бѣлый, глаза не велики, великій носъ, долгій и покривленный, брада малая, великій любитель женъ, сладкихъ пищъ и питія, болѣе о веселіяхъ, нежели о расправѣ и воинствѣ прилежалъ, но все оное состояло во власти и смотрѣніи вельможъ его и любимцевъа.
Сыновей своихъ не очень-то голубитъ, и они, какъ Ростиславъ, уходятъ отъ него даже къ его сопернику Изяславу Мстиславичу. Воярамъ своимъ, какъ показываетъ примѣръ съ Степаномъ Ивановнчемъ Кучко, онъ не даетъ потачки и думы ихъ мало слушаетъ. Вѣчевымъ городамъ отъ Юрія тоже—плохо. Доставалось отъ этого „Мономашича“ не мало
тяжелаго и господину Новгороду Великому. Но за то онъ являетъ себя въ Сѣверо-восточной Руси княземъ-хозяиномъ, строителемъ городовъ и усерднымъ храмоздателемъ. Онъ хотѣлъ даже перенести старый Суздаль на Кидекшу и построилъ великолѣпные храмы во Владимірѣ,
Суздалѣ, Переяславлѣ, Юрьевѣ и въ упомянутой Кидекшѣ. Вообще Юрій не гоняется за южно-русскою княжескою популярностью, и, при жесткости своего характера, этотъ князь далеко не пользовался на югѣ такою любовью, какая окружала другихъ Мономаховичей. Но эти сѣверо
восточныя, великорусскія черты не вызрѣли еще въ Юріи I вполнѣ, не довели его до мысли о перенесеніи средоточія Руси съ юга на сѣверо
востокъ·, его все еще тянуло въ Кіевъ, гдѣ онъ и умеръ, тогда какъ сынъ Юрія Андрей Воголюбскій предалъ раззоренію „мать градовъ русскихъ“, лишилъ ее великой святыни—иконы Богоматери, писанной евангелистомъ Лукою, и сталъ на смѣну Кіеву обстраивать Владиміръ Залѣсскій высокопрестольными храмами, теремами и золотыми воротами.
Но если у великаго князя Юрія и не было мысли объ утвержденіи общеруссскаго центра на сѣверо-востокѣ не только въ Москвѣ, а даже во Владимірѣ, то все же великорусскій типъ этого князя долженъ былъ съ теченіемъ времени, какъ въ историческихъ, такъ и въ эпическихъ сказаніяхъ, сдѣлаться традиціей Москвы, когда стало возможнымъ выдвинуть ее какъ средоточіе общерусскаго тяготѣнія.
Нѣтъ свѣдѣній, навѣщалъ ли Юрій Владиміровичъ основанную имъ Москву, хотя и есть извѣстія, что онъ проходилъ по ея землѣ. Онъ даже умеръ не въ своемъ Суздальскомъ Залѣсьѣ, а въ Кіевѣ. О смерти создателя нашей Москвы лѣтопись кіевская говорить, что онъ на другой день Николина дня (10 мая 1157 года) пировалъ у своего боярина: „пивъ бо Гюрги въ осменники у Петрила, въ тъ день разболѣса и чрезъ пять дней (15 мая) умеръ. Кіевляне не любили сѣверовосточнаго Суздальскаго князя и на другой день разграбили его дворы (одинъ изъ нихъ великій князь называлъ раемъ) и перебили многихъ суздальцевъ. Но зато крѣпко любило Юрія великорусское населеніе Залѣсья, коему Георгій Суздальскій являлся подобнымъ Егорію Храброму.
У Татищева о наружности и характерѣ Юрія горорится: „былъ роста не малаго, толстый, лицомъ бѣлый, глаза не велики, великій носъ, долгій и покривленный, брада малая, великій любитель женъ, сладкихъ пищъ и питія, болѣе о веселіяхъ, нежели о расправѣ и воинствѣ прилежалъ, но все оное состояло во власти и смотрѣніи вельможъ его и любимцевъа.