и какъ теперь помню, бывало тайкомъ отъ отца (мать моя умерла очень рано) уйдешь на мезонинъ, гдѣ помѣщались шкапы съ книгами, и зимою въ нетопленной комнатѣ, дрожа отъ холода, съ жадностью читаешь какого нибудь „Старика вездѣ и нигдѣ,“ „Мальчика у ручья“ Коцебу, „Разбой
ника по неволѣ“. Такого полнаго наслажденія не испытывалъ
я послѣ, даже читая действительно художественныя произведенія. Что нравилось въ этихъ книгахъ сказать не легко; носъ какимъ тревожнымъ чувствомъ слѣдилъ я тогда за судьбою героя, какъ страдалъ и какъ радовался за него; его го
рести и счастіе я прочувствовалъ вполнѣ, и эта тревога чувствъ, такъ сильно волновавшая, имѣла какую-то неизъясни
мую прелесть. Чтеніе это смѣнило для меня сказки, которыя, бывало, съ такимъ же наслажденіемъ и трепетомъ слушалъ
я прежде, зимой по вечерамъ, въ углу темной комнаты, отъ какой-нибудь дворовой женщины. Какъ прежде, такъ и те
перь, готовъ былъ л долго просиживать за книгою и забы
валъ самый голодъ, и нерѣдко приходилъ отецъ и прогонялъ меня съ мезонина, отнимая книги, читать которыя онъ постоянно запрещалъ, въ чемъ и правъ былъ: книги бы
щенія повторялись въ теченіе всегда обѣда. Книги онъ страстно любилъ, на пріобрѣтеніе ихъ расходовалъ много и хранилъ ихъ крѣпко. Вездѣ, гдѣ бывалъ онъ, лежащая на столѣ книга непремѣнно привлекала его вниманіе, и онъ съ любопытствомъ раскрывалъ ее, надѣясь найти что-нибудь но
вое. Въ 1860 г. довелось ему пробыть нѣсколько дней въ Воронежѣ, гдѣ я служилъ тогда; несмотря на кратковреме
ность своего пребыванія и на посѣщеніе многихъ знакомыхъ, онъ не преминулъ самымъ тщательнымъ образомъ пересмотрѣть небольшое собраніе имѣвшихся у меня книгъ, половину которыхъ составляли спеціальныя изданія по агрономіи, и былъ очень обрадованъ, найдя въ „Вѣстникѣ Естественныхъ Наукъ“ какія-то свѣдѣнія о религіозныхъ обрядахъ и вѣ
рованіяхъ бурятъ, о чемъ и сдѣлалъ для себя необходимыя замѣтки“.—Этой-то страстью къ чтенію объясняется и его замѣчательныя начитанность и та широта изученій, которая проявилась въ его научныхъ работа. И. К.