тѣ же самыя рѣчи и даетъ ему подъ сохрану пятьсотъ рублей. Вѣднякъне беретъ, отказывается, а тотъ ему насильно всунулъ деньги въ руку и поскакалъ по дорогѣ. Деньги-то были бумажками: думалъ-думалъ: куда ихъ положить? взялъ да промежъ подкладки и спряталъ въ шапку. Пріѣхалъ въ лѣсъ, шапку повѣсилъ на елку и началъ рубить дрова. На его
бѣду прилетѣлъ воронъ и унёсъ шапку съ деньгами. Мужикъ потужилъг погоревалъ, да видно—тому быть! Живетъ себѣ попрежнему, торгуетъ дровишками да мелочью, кое-какъ перебивается. Видятъ сосѣди, что вре
мени прошло довольно, а у бѣднаго торгъ не прибываетъ: спрашиваютъ его:
«Что жъ ты, братецъ, худо торгуешь? али наши деньги затратить боишься? коли такъ, лучше отдай наше добро назадъ». Бѣдной заплакалъ и разсказалъ,какъ пропали у него ихнія деньги. Сосѣди не повѣрили и пошли про
сить на него въ судъ. «Какъ разсудить это дѣло?—думаетъ судья. Мужикъ человѣкъ смирной, неимущій, взять съ него нечего; коли въ тюрьму поса
дить—съ голоду помретъ!» Сидитъ судья, пригорюнясь, подъ окошкомъ, и взяло его большое раздумье. На то вемя какъ нарочно играли на улицѣ мальчишки. И говорить одинъ—такой бойкой: «Я бурмистръ буду; стану
васъ, ребята, судить, а вы приходите ко мнѣ съ просьбами». Сѣлъ на камень,, а къ нему приходить другой мальчишка, кланяется и проситъ: «Я де вотъ этому мужичку далъ денегъ взаймы,а онъ мнѣ не платитъ; пришелъ къ твоей
милости суда на него просить».—«Ты бралъ взаймы?» спрашиваетъ бурмистръ
увиноватаго. «Бралъ».—«Почему жъ не платишь?»—«Нечѣмъ, батюшка!»— «Слушай, челобитчикъ! вѣдь онъ не отпирается, что бралъ у тебя деньги, а заплатить ему невмоготу; такъ ты отсрочь ему долгъ лѣтъ на пять, на шесть, авось онъ поправится и отдастъ тебѣ съ лихвою. Согласны?» Мальчишки оба поклонились бурмистру: «Спасибо, батюшка! согласны». Судья все это слышалъ, обрадовался и говорить: «Этотъ мальчикъ ума мнѣ далъ! скажу и я своимъ челобитчикамъ, чтобъ отсрочили они бѣдному». По его словамъ, согласились богатые сосѣди обождать года два-три: авось тѣмъ временемъ мужикъ поправится!
Вотъ бѣдной опять поѣхалъ въ лѣсъ за дровами, полвоза нарубилъ—• и сдѣлалось темно. Остался онъ на ночь въ лѣсу: «Утромъ де съ полнымъ возомъ ворочусь домой». И думаетъ: гдѣ ему ночевать? Мѣсто было глу
хое, звѣрей много; подлѣ лошади лечь—пожалуй, звѣри съѣдятъ. Пошелъ онъ дальше въ чащу и взлѣзъ на большую ель. Ночью пріѣхали на это са
мое мѣсто разбойники—семь человѣкъ и говорятъ: «Дверцы, дверцы! отворитеся». Тотчасъ отворились дверцы въ подземелье; разбойники давай носить туда свою добычу, снесли всю, и приказываютъ: «Дверцы, дверцы! затворитеся». Дверцы затворились, а разбойники поѣхали снова на добычу. Мужикъ все это видѣлъ, и когда кругомъ его стихло—спустился съ де
рева: «А ну-ка я попробую—не отворятся ль и мнѣ эти дверцы?» И только сказалъ: «Дверцы, дверцы, отворитеся», онѣ въ ту жъ минуту и отворилися. Во
шелъ онъ въ подземелье, смотритъ—лежатъ кучи золота, серебра и всякой, всячины. Возрадовался бѣдной и на разсвѣтѣ принялся таскать мѣшки съ.
бѣду прилетѣлъ воронъ и унёсъ шапку съ деньгами. Мужикъ потужилъг погоревалъ, да видно—тому быть! Живетъ себѣ попрежнему, торгуетъ дровишками да мелочью, кое-какъ перебивается. Видятъ сосѣди, что вре
мени прошло довольно, а у бѣднаго торгъ не прибываетъ: спрашиваютъ его:
«Что жъ ты, братецъ, худо торгуешь? али наши деньги затратить боишься? коли такъ, лучше отдай наше добро назадъ». Бѣдной заплакалъ и разсказалъ,какъ пропали у него ихнія деньги. Сосѣди не повѣрили и пошли про
сить на него въ судъ. «Какъ разсудить это дѣло?—думаетъ судья. Мужикъ человѣкъ смирной, неимущій, взять съ него нечего; коли въ тюрьму поса
дить—съ голоду помретъ!» Сидитъ судья, пригорюнясь, подъ окошкомъ, и взяло его большое раздумье. На то вемя какъ нарочно играли на улицѣ мальчишки. И говорить одинъ—такой бойкой: «Я бурмистръ буду; стану
васъ, ребята, судить, а вы приходите ко мнѣ съ просьбами». Сѣлъ на камень,, а къ нему приходить другой мальчишка, кланяется и проситъ: «Я де вотъ этому мужичку далъ денегъ взаймы,а онъ мнѣ не платитъ; пришелъ къ твоей
милости суда на него просить».—«Ты бралъ взаймы?» спрашиваетъ бурмистръ
увиноватаго. «Бралъ».—«Почему жъ не платишь?»—«Нечѣмъ, батюшка!»— «Слушай, челобитчикъ! вѣдь онъ не отпирается, что бралъ у тебя деньги, а заплатить ему невмоготу; такъ ты отсрочь ему долгъ лѣтъ на пять, на шесть, авось онъ поправится и отдастъ тебѣ съ лихвою. Согласны?» Мальчишки оба поклонились бурмистру: «Спасибо, батюшка! согласны». Судья все это слышалъ, обрадовался и говорить: «Этотъ мальчикъ ума мнѣ далъ! скажу и я своимъ челобитчикамъ, чтобъ отсрочили они бѣдному». По его словамъ, согласились богатые сосѣди обождать года два-три: авось тѣмъ временемъ мужикъ поправится!
Вотъ бѣдной опять поѣхалъ въ лѣсъ за дровами, полвоза нарубилъ—• и сдѣлалось темно. Остался онъ на ночь въ лѣсу: «Утромъ де съ полнымъ возомъ ворочусь домой». И думаетъ: гдѣ ему ночевать? Мѣсто было глу
хое, звѣрей много; подлѣ лошади лечь—пожалуй, звѣри съѣдятъ. Пошелъ онъ дальше въ чащу и взлѣзъ на большую ель. Ночью пріѣхали на это са
мое мѣсто разбойники—семь человѣкъ и говорятъ: «Дверцы, дверцы! отворитеся». Тотчасъ отворились дверцы въ подземелье; разбойники давай носить туда свою добычу, снесли всю, и приказываютъ: «Дверцы, дверцы! затворитеся». Дверцы затворились, а разбойники поѣхали снова на добычу. Мужикъ все это видѣлъ, и когда кругомъ его стихло—спустился съ де
рева: «А ну-ка я попробую—не отворятся ль и мнѣ эти дверцы?» И только сказалъ: «Дверцы, дверцы, отворитеся», онѣ въ ту жъ минуту и отворилися. Во
шелъ онъ въ подземелье, смотритъ—лежатъ кучи золота, серебра и всякой, всячины. Возрадовался бѣдной и на разсвѣтѣ принялся таскать мѣшки съ.