Ошеломленный нашествіемъ и погромомъ, народъ сосредоточивался съ трудомъ: еще труднѣе было сосредоточиться въ творчествѣ. Образы,
безъ того слабые, ибо занимались изъ прошлаго, разбѣгались передъ дѣйствительностью, бившею слишкомъ больно. Попытавшись сосредото
читься въ исторической части образовъ на пзвѣстныхъ мѣстпостнхъ,
пѣсня начала, было, съ Москвы: Москва отдана и разрушена; явилась „дорожка отъ Можая до Москвыно она „разорёная“ по преимуще
ству; перешли отъ нея къ Смоленску и потверже стали впервые лишь подъ Парижемъ, туда шли, тамъ опомнились, оттуда заговорили и запѣіи. Такія поприща творческаго пути увидимъ мы сейчасъ по пѣспямъ. Но, такъ какъ все это были тогда лишь пути и дороги, а не прочныя стоянки и вѣковое житье-бытье (процессъ творчества, а не отвсрдѣвшій результатъ его и не созрѣвшій плодъ), по этому, какъ и въ самой дѣйствительности, увидимъ мы въ творчсствѣ безпрестаннос двой
ство, движеніе то впередъ, то назадъ. Отъ Парижа шли къ Москвѣ
Французы, отъ Москвы къ Парижу мы: событія того и другаго наиравленія переливаются одно въ другое, смѣшиваются и путаются. Вы видѣли: Москву разоряютъ Французы, Москву берутъ Русскіе; на „разорёной дорожкѣ отъ Можая до Москвы“ слышенъ гулъ то отъ Бороди
на, то отъ Малоярославца; то Смоленскъ, то Красный на передней сценѣ одной и той же пѣснп; то Наполеонова похвальба Парижемъ, го наши бѣды подъ нимъ, то Французъ хвастаетъ Москвою, то мы Парижемъ. Туда и сюда царствуетъ повсюду: повернуть можно одинаково и образы, и самыя имена.
Подобно какъ на мѣстностяхъ, пѣснотворчество пыталось остановиться и на лицахъ: сперва Александръ, потомъ царевичъ Константинъ, далѣе Кутузовъ и паконецъ уже Нлатовъ. Всѣ „буливавшія“ волны творчества стихли въ концѣ на Плаговѣ: на немъ остановилось носильное творчество, на немъ, сколько могло, удовлетворилось, на немъ кончилось и дальше его не пошло.
„Разорёная путь-дорожка“ самая распространенная, самая представительная для двѣнадцатаго года:
1*).
(Симбирскъ и Привоіжскія губерніи).
*) Пѣсня въ нынѣшнемъ употребленіи „Бесѣдная.“
безъ того слабые, ибо занимались изъ прошлаго, разбѣгались передъ дѣйствительностью, бившею слишкомъ больно. Попытавшись сосредото
читься въ исторической части образовъ на пзвѣстныхъ мѣстпостнхъ,
пѣсня начала, было, съ Москвы: Москва отдана и разрушена; явилась „дорожка отъ Можая до Москвыно она „разорёная“ по преимуще
ству; перешли отъ нея къ Смоленску и потверже стали впервые лишь подъ Парижемъ, туда шли, тамъ опомнились, оттуда заговорили и запѣіи. Такія поприща творческаго пути увидимъ мы сейчасъ по пѣспямъ. Но, такъ какъ все это были тогда лишь пути и дороги, а не прочныя стоянки и вѣковое житье-бытье (процессъ творчества, а не отвсрдѣвшій результатъ его и не созрѣвшій плодъ), по этому, какъ и въ самой дѣйствительности, увидимъ мы въ творчсствѣ безпрестаннос двой
ство, движеніе то впередъ, то назадъ. Отъ Парижа шли къ Москвѣ
Французы, отъ Москвы къ Парижу мы: событія того и другаго наиравленія переливаются одно въ другое, смѣшиваются и путаются. Вы видѣли: Москву разоряютъ Французы, Москву берутъ Русскіе; на „разорёной дорожкѣ отъ Можая до Москвы“ слышенъ гулъ то отъ Бороди
на, то отъ Малоярославца; то Смоленскъ, то Красный на передней сценѣ одной и той же пѣснп; то Наполеонова похвальба Парижемъ, го наши бѣды подъ нимъ, то Французъ хвастаетъ Москвою, то мы Парижемъ. Туда и сюда царствуетъ повсюду: повернуть можно одинаково и образы, и самыя имена.
Подобно какъ на мѣстностяхъ, пѣснотворчество пыталось остановиться и на лицахъ: сперва Александръ, потомъ царевичъ Константинъ, далѣе Кутузовъ и паконецъ уже Нлатовъ. Всѣ „буливавшія“ волны творчества стихли въ концѣ на Плаговѣ: на немъ остановилось носильное творчество, на немъ, сколько могло, удовлетворилось, на немъ кончилось и дальше его не пошло.
„Разорёная путь-дорожка“ самая распространенная, самая представительная для двѣнадцатаго года:
Разорена путь-дорожка отъ Можая до Москвы.
1*).
(Симбирскъ и Привоіжскія губерніи).
Разорена путь-дороженька
Отъ Можайска до Москвы:
*) Пѣсня въ нынѣшнемъ употребленіи „Бесѣдная.“