растеризовала свекра: „я дорогою уже узнала, что я на своемъ кошгѣ ѣду, а не на обчемъ;* наконецъ она же, въ самомъ уже Березовѣ, когда Наталья Борисовна сочла себя ъъ праве распорядиться остатками иму
щества и подарить мелочи близкнмъ, возбудила новыя преслѣдованія и
дала именно почувствовать, что „въ золотой казнѣ воли нѣту.“ Извѣстно, что, при новыхъ воздвигшихся разслѣдованіяхъ, это отчасти было первымъ поводомъ къ дальнейшему и къ самой даже казни князя: не удивительно, что нѣсня сопоставила съ образомъ казни образъ золо
той казны. Но тутъ начинается особенность, которая выдѣлнла пѣсню изъ всѣхъ прочихъ, на всегда отличила ее и запечатлѣла, такъ что пельзя ее смѣшать съ другими и сомневаться, что это действительно пѣсня исто
рическая, основанная на событіи крупномъ въ исторіи народа, и не иная пѣсня, какъ о княжеской четѣ Долгорукихъ-- Шереметевых». Это перстень, перстень золотой и драгоцѣнный: его нигдѣ въ такой роли не найдете по
нашимъ другимъ нѣснямъ, въ теченіе всей исторіи народного пѣспотворчества, послѣ того знаменитаго перстня, который съигралъ подобную же роковую службу для Добрыни и Настасьи Мпкуличны. Вотъ что говорить о немъ сама Наталья Борисовна: „наши перстни были, которыми обруча
лись, его (Ивана Алексеевича) — в» двѣнадцать піысячь, а мой въ шесть тысячью Не даромъ, какъ видите, хотя бы обмолвкою противу существеннаго строя, одинъ образецъ пѣсни надѣваетъ драгоценный перстень, кроме жены, и на руку самого князя. Говорить,.хотя мы и не имѣли пока слу
чая лично въ томъ убѣдиться, въ родовомъ пмѣніи потомковъ бережется доселѣ это священное наследство. И въ запискахъ Натальи Борисовны есть мѣсто, которое какъ будто повторено въ пѣсиѣ, о нечаянной потерѣ одного изъ подобныхъ сокровшць во время дороги, когда спѣшилп сѣсть на судно: „тогда я потеряла перло жемчужное, которое было у меня на рукѣ. Знать, я его въ воду опустила, когда я съ своими прощалась. Да мнп, уже и не жаль было, не до него: жизнь тратится.“ Какъ это похоже въ пѣсни: изъ золотой казны одинъ дорогой перстень, да и того не жаль, нужно подарить—потерять его, ради того, что жаль дорогаго „здоровьи
ца, что гибиетъ супругъ, „жизнь тратится.* Какъ бы то ни было, только не забыла этого пѣсня и унесла изъ действительности какъ самую резкую черту свою, какъ отличіе отъ пѣсней другихъ. Нужды нетъ, что супруга не была при казни, не давала она палачу перстня: была дорогая зо
лотая казна, была отобрана, не было воли въ ней, нечѣмъ было откупить мужа отъ ссылки, отъ розыска въ Березовѣ, отъ казни въ Новгороде,— образъ жены и единственного уцѣлѣвшаго перстня приносится творчествомъ на мѣсто казни, чтобы облегчить страдальца, чтобы придать ему
смерть скорую.—Такъ, говорили мы и говоримъ, драгоценная пѣсня наша, зависящая и отъ былаго творчества, и отъ современныхъ обстоятельству не рѣдко и забывающая, не рѣдко внешней действительности не рабски вѣрная, знаеть действительность свою собственную—творческую, свобод
на и полновластна въ ней, и часто, воспрянувъ къ созданію произведения