тишье; ’печать пользовалась сравнительнымъ просторомъ, пользовалась имъ широко, точно торопясь ловить скупо отсчитанныя минуты. Еще сильнѣе дѣйствовало на умы все совер
шавшееся и готовившееся въ то время за-границей, особенно во Франціи. „Изъ Франціи , — говоритъ Салтыковъ („За рубежомъ ), — „разумѣется не изъ Франціи Луи-Филип
па и Гизо, а изъ Франціи Сенъ-Симона, Кабе, Фурье, Луи-Блана и въ особенности Жоржъ-Занда—лилась на насъ вѣра въ человѣчество; оттуда возсіяла намъ увѣренность, что золотой вѣкъ находится не позади, а впереди насъ. Въ Россіи мы существовали лишь фактически, или, какъ въ то время
говорилось, имѣли образг жизни-, но духовно мы жили во Франціи. И Гизо, и Дюшатель, и Тьеръ—все это были какъ бы личные враги (право, даже болѣе опасные, чѣмъ Л. В. Дуббельтъ), успѣхъ которыхъ огорчалъ, неуспѣхъ—радовалъ.
Агитація въ пользу избирательной реформы, высокомѣрныя рѣчи Гизо, февральскіе банкеты—все это и теперь такъ живо встаетъ въ моей памяти, какъ будто происходило вчера . Та
кова была атмосфера, которую полною грудью вдыхалъ въ себя молодой, начинающій писатель *). Недолго, однако, про
должалось въ немъ раздвоеніе между фактическою и духовною жизнью. Французскія „вѣянія , во власть которыхъ онъ от
дался, отличались отъ нѣмецкихъ—только-что потерявшихъ господство надъ русской интеллигенціей—именно тѣмъ, что они не позволяли мысли кочевать безъ конца внѣ времени и пространства. Чѣмъ больше свѣта и шири было въ создаваемыхъ ими идеалахъ, тѣмъ неизбѣжнѣе и скорѣе должна была броситься въ глаза русская дѣйствительность, темная, сдавлен
ная, безотрадная. Въ „Запутанномъ дѣлѣ“ мы видимъ автора опустившимся если не на самое дно этой дѣйствительности, то въ одинъ изъ наиболѣе мрачныхъ уголковъ ея.
Главное лицо повѣсти—одинъ изъ тѣхъ „забитыхъ людей , изъ тѣхъ „униженныхъ и оскорбленныхъ , которыхъ начинала выдвигать на первый планъ тогдашняя беллетристика.
*) Въ мартѣ 1848 г., когда была напечатана въ „Отечественныхъ Запискахъ“ ловѣсть г. Салтыкова: „Запутанное дѣю“, автору было только двадцать-два года. Повѣсть эта вошла теперь въ составь сборника, озаглавленнаго: „Невинные разсказы“.
шавшееся и готовившееся въ то время за-границей, особенно во Франціи. „Изъ Франціи , — говоритъ Салтыковъ („За рубежомъ ), — „разумѣется не изъ Франціи Луи-Филип
па и Гизо, а изъ Франціи Сенъ-Симона, Кабе, Фурье, Луи-Блана и въ особенности Жоржъ-Занда—лилась на насъ вѣра въ человѣчество; оттуда возсіяла намъ увѣренность, что золотой вѣкъ находится не позади, а впереди насъ. Въ Россіи мы существовали лишь фактически, или, какъ въ то время
говорилось, имѣли образг жизни-, но духовно мы жили во Франціи. И Гизо, и Дюшатель, и Тьеръ—все это были какъ бы личные враги (право, даже болѣе опасные, чѣмъ Л. В. Дуббельтъ), успѣхъ которыхъ огорчалъ, неуспѣхъ—радовалъ.
Агитація въ пользу избирательной реформы, высокомѣрныя рѣчи Гизо, февральскіе банкеты—все это и теперь такъ живо встаетъ въ моей памяти, какъ будто происходило вчера . Та
кова была атмосфера, которую полною грудью вдыхалъ въ себя молодой, начинающій писатель *). Недолго, однако, про
должалось въ немъ раздвоеніе между фактическою и духовною жизнью. Французскія „вѣянія , во власть которыхъ онъ от
дался, отличались отъ нѣмецкихъ—только-что потерявшихъ господство надъ русской интеллигенціей—именно тѣмъ, что они не позволяли мысли кочевать безъ конца внѣ времени и пространства. Чѣмъ больше свѣта и шири было въ создаваемыхъ ими идеалахъ, тѣмъ неизбѣжнѣе и скорѣе должна была броситься въ глаза русская дѣйствительность, темная, сдавлен
ная, безотрадная. Въ „Запутанномъ дѣлѣ“ мы видимъ автора опустившимся если не на самое дно этой дѣйствительности, то въ одинъ изъ наиболѣе мрачныхъ уголковъ ея.
Главное лицо повѣсти—одинъ изъ тѣхъ „забитыхъ людей , изъ тѣхъ „униженныхъ и оскорбленныхъ , которыхъ начинала выдвигать на первый планъ тогдашняя беллетристика.
*) Въ мартѣ 1848 г., когда была напечатана въ „Отечественныхъ Запискахъ“ ловѣсть г. Салтыкова: „Запутанное дѣю“, автору было только двадцать-два года. Повѣсть эта вошла теперь въ составь сборника, озаглавленнаго: „Невинные разсказы“.