ніями въ литературѣ отражающихся, умѣть отличать истинное отъ ложнаго, существенное отъ случайного, вѣчное и непреходящее отъ всего временнаго и ничтожнаго, надобно умственно стать выше всѣхъ направленій; чтобы безошибочно и разумно судить о со
временности, надобно, вооружившись идеями всѣхъ прошедшихъ вѣковъ, стать выше ея, надобно надъ нею господствовать, и именно это-то нравственное, несокрушимое господство надъ случайностями временныхъ направлеиій эпохи воспитываетъ въ насъ исторія лите
ратуры въ томъ ея прямомъ значеніи, свободномъ отъ всякой личности учепаго авторитета, когда она поучаетъ непосредственнымъ знакомствомъ съ своимъ многовѣковымъ содержаніемъ.
Такимъ образомъ, вся неотразимая сила этой науки состоитъ въ послѣдовательномъ воспринятіи идей и убѣжденій развивавшагося въ теченіе вѣковъ человѣчества, въ духовномъ общеніи съ вѣками и поколѣнілми посредствомъ самаго вѣрнаго проводника идей, то есть,
посредствомъ слова. Историку литературы уже нѣтъ нужды возсоздавать отжившее, воспроизводить, реставрировать развалины, какъ это дѣлаетъ историкъ жизни политической, общественной и государ
ственной; напротивъ того, все живучее, въ полномъ цвѣтѣ и свѣжести, дано уже изслѣдователю литературы въ богатомъ матеріалѣ его науки; ему надобно только способствовать учащемуся въ уразумѣніи самыхъ памятниковъ, легко и нечувствительно подвести его къ пимъ для самостоятельпаго, непосредственнаго съ ними знакомства, и изъ многаго выбрать самое важное и существенное.
Итакъ, изъ самой сущности нашей науки опредѣляется тотъ методъ, которымъ должно руководствоваться въ ея изученіи. Историкъ литературы только облегчаетъ учащемуся путь къ самобытному вос
питанно себя самого посредствомъ своего личнаго труда. Успѣхи въ этой наукѣ онредѣляются не числомъ пройденныхъ статей или параграфовъ руководства, а духовнымъ возрастаніемъ самого учащагося, по мѣрѣ личнаго общенія его съ вѣковыми предапіями человѣчества, дошедшими до насъ въ самой разумной формѣ—слова.
Прежде нежели приступимъ къ историческому изложенію самаго предмета, необходимо объяснить то важное значеніе, которое приписано нами исторіи литературы. Всякій ученый спеціалистъ съ увлече
временности, надобно, вооружившись идеями всѣхъ прошедшихъ вѣковъ, стать выше ея, надобно надъ нею господствовать, и именно это-то нравственное, несокрушимое господство надъ случайностями временныхъ направлеиій эпохи воспитываетъ въ насъ исторія лите
ратуры въ томъ ея прямомъ значеніи, свободномъ отъ всякой личности учепаго авторитета, когда она поучаетъ непосредственнымъ знакомствомъ съ своимъ многовѣковымъ содержаніемъ.
Такимъ образомъ, вся неотразимая сила этой науки состоитъ въ послѣдовательномъ воспринятіи идей и убѣжденій развивавшагося въ теченіе вѣковъ человѣчества, въ духовномъ общеніи съ вѣками и поколѣнілми посредствомъ самаго вѣрнаго проводника идей, то есть,
посредствомъ слова. Историку литературы уже нѣтъ нужды возсоздавать отжившее, воспроизводить, реставрировать развалины, какъ это дѣлаетъ историкъ жизни политической, общественной и государ
ственной; напротивъ того, все живучее, въ полномъ цвѣтѣ и свѣжести, дано уже изслѣдователю литературы въ богатомъ матеріалѣ его науки; ему надобно только способствовать учащемуся въ уразумѣніи самыхъ памятниковъ, легко и нечувствительно подвести его къ пимъ для самостоятельпаго, непосредственнаго съ ними знакомства, и изъ многаго выбрать самое важное и существенное.
Итакъ, изъ самой сущности нашей науки опредѣляется тотъ методъ, которымъ должно руководствоваться въ ея изученіи. Историкъ литературы только облегчаетъ учащемуся путь къ самобытному вос
питанно себя самого посредствомъ своего личнаго труда. Успѣхи въ этой наукѣ онредѣляются не числомъ пройденныхъ статей или параграфовъ руководства, а духовнымъ возрастаніемъ самого учащагося, по мѣрѣ личнаго общенія его съ вѣковыми предапіями человѣчества, дошедшими до насъ въ самой разумной формѣ—слова.
Прежде нежели приступимъ къ историческому изложенію самаго предмета, необходимо объяснить то важное значеніе, которое приписано нами исторіи литературы. Всякій ученый спеціалистъ съ увлече