онъ грозилъ имъ кровопролитіемъ. Услышавъ это—говоритъ повѣствователь—„Псковичи ударились челомъ въ землю и не могли отъ слезъ слова молвить: всѣ плакали, развѣ только не плакали о томъ груд
ные младенцы, потому что по молодости еще были не въ разумѣ.“ Когда спустили вѣ чной колоколъ у Св. Живоначальной Троицы: „и начаша Псковичи, на колоколъ смотря, плакати по своей старинѣ и по своей волѣ.“ В. К. Василій Ивановичъ прибыль въ Псковъ и пошелъ къ Животворящей Троицѣ. И пѣли тамъ молебенъ; и
когда, благословляя Василія Ивановича, владыка сказалъ: „Богъ дей тобя, Государя, благословляетъ, Псковъ вземши“ (т. е. взявши)— „и кои Псковичи были въ церкви и то слышали, и заплакали горько.“ „Богъ воленъ да Государь! вѣдь и безъ того были мы изстари от
чина отцевъ его и дѣдовъ, и прадѣдовъ.“ Повѣсть свидѣтельствуетъ,
что тогда взято было изъ Пскова 300 семей лучшихъ жителей и отправлено къ Москвѣ.
„И тогда отнялась слава Пскова, такъ сѣтуетъ авторъ повѣсти: былъ онъ плѣненъ пе иновѣрными, но своими единовѣрными людьми!
И кто о томъ не восплачетъ и не возрыдаетъ? О славнѣйшій граде Пскове великій! Что ты сѣтуешь и плачешь? —такъ обращается авторъ къ своему родному городу, на пѣсенный ладъ, заставляя отвѣчать себѣ городъ Псковъ, какъ въ пѣсняхъ часто ведется бесѣда съ рѣкою или дубравою. „И отвѣчаетъ прекрасный* городъ Псковъ:
какъ же мнѣ не сѣтовать, какъ не плакать и не скорбѣть о своемъ опустѣніи? Прилетѣлъ на меня многокрылый орелъ, а крылья его полны львиныхъ когтей, и взялъ отъ меня мою красоту и богатство, и чадъ моихъ похитилъ. Попустилъ Богъ за грѣхи наши: опусто
шили землю нашу и городъ разорили, людей поплѣнили, разведши отцевъ и братьевъ нашихъ, гдѣ не бывали ни дѣды наши, ни прадѣды! “
Въ этихъ горькихъ жалобахъ очевидно участіе мѣстныхъ симпатій Псковича. Посторонній лѣтописецъ, болѣе безпристрастный, или по крайней мѣрѣ равнодушный къ Псковичамъ, въ угоду Москвѣ наивно указываетъ главную вину Псковичей въ слѣдующемъ, оригинальномъ фактѣ, невольно вызывающемъ улыбку: „Вина ихъ была— съ важностью говоритъ онъ: что былъ архіепископъ Геннадій въ Псковѣ (то есть еще въ 1495 г. изъ Новагорода?) и Псковичи сво
ные младенцы, потому что по молодости еще были не въ разумѣ.“ Когда спустили вѣ чной колоколъ у Св. Живоначальной Троицы: „и начаша Псковичи, на колоколъ смотря, плакати по своей старинѣ и по своей волѣ.“ В. К. Василій Ивановичъ прибыль въ Псковъ и пошелъ къ Животворящей Троицѣ. И пѣли тамъ молебенъ; и
когда, благословляя Василія Ивановича, владыка сказалъ: „Богъ дей тобя, Государя, благословляетъ, Псковъ вземши“ (т. е. взявши)— „и кои Псковичи были въ церкви и то слышали, и заплакали горько.“ „Богъ воленъ да Государь! вѣдь и безъ того были мы изстари от
чина отцевъ его и дѣдовъ, и прадѣдовъ.“ Повѣсть свидѣтельствуетъ,
что тогда взято было изъ Пскова 300 семей лучшихъ жителей и отправлено къ Москвѣ.
„И тогда отнялась слава Пскова, такъ сѣтуетъ авторъ повѣсти: былъ онъ плѣненъ пе иновѣрными, но своими единовѣрными людьми!
И кто о томъ не восплачетъ и не возрыдаетъ? О славнѣйшій граде Пскове великій! Что ты сѣтуешь и плачешь? —такъ обращается авторъ къ своему родному городу, на пѣсенный ладъ, заставляя отвѣчать себѣ городъ Псковъ, какъ въ пѣсняхъ часто ведется бесѣда съ рѣкою или дубравою. „И отвѣчаетъ прекрасный* городъ Псковъ:
какъ же мнѣ не сѣтовать, какъ не плакать и не скорбѣть о своемъ опустѣніи? Прилетѣлъ на меня многокрылый орелъ, а крылья его полны львиныхъ когтей, и взялъ отъ меня мою красоту и богатство, и чадъ моихъ похитилъ. Попустилъ Богъ за грѣхи наши: опусто
шили землю нашу и городъ разорили, людей поплѣнили, разведши отцевъ и братьевъ нашихъ, гдѣ не бывали ни дѣды наши, ни прадѣды! “
Въ этихъ горькихъ жалобахъ очевидно участіе мѣстныхъ симпатій Псковича. Посторонній лѣтописецъ, болѣе безпристрастный, или по крайней мѣрѣ равнодушный къ Псковичамъ, въ угоду Москвѣ наивно указываетъ главную вину Псковичей въ слѣдующемъ, оригинальномъ фактѣ, невольно вызывающемъ улыбку: „Вина ихъ была— съ важностью говоритъ онъ: что былъ архіепископъ Геннадій въ Псковѣ (то есть еще въ 1495 г. изъ Новагорода?) и Псковичи сво