Когда настояіціе очерки явились въ свѣтъ въ первоначальномъ своемъ видѣ, какъ рядъ статей «Вѣстника Европы» 1881 — 8а гг., литература и общество переживали болѣзненный пароксимъ племенной исключительно
сти, нетерпимо относящейся къ общечеловѣческой цивилизаціи, отрицающей свои связи съ нею и самодовольно надѣющейся все извлечь изъ собственныхъ нѣдръ,—одинъ изъ рецидивовъ застарѣлаго недуга, которые проявлялись не разъ и прежде, и занесены въ литературную исторію. Желаніе возстановить истину, напомнить о великихъ результатахъ западнаго вліянія, неизбѣжнаго въ періодъ ученичества литературы, живительнаго по нравственной под
держи и творческимъ возбужденіямъ въ пору ея зрѣлости,—показать, что оно не отдаляло отъ своего, народ
наго дѣла, а научало выполнять общественное призваніе литературы,—наконецъ ввести развитіе русской мысли и творчества въ кругъ европейскаго умственнаго движенія, обусловленнаго единствомъ цѣлей, и разъяснить, что при самомъ широкомъ развитіи племенныхъ элементовъ намъ никогда уже не отрѣшиться отъ участія въ поступательномъ движеніи человѣчества,—вотъ намѣренія, побудившія автора взяться за перо.
На журнальныхъ статьяхъ, — первой редакпіи настоящей книги, — конечно, лежала печать переживавшейся эпохи,—нуждъ и запросовъ борьбы. Пріемы противниковъ, воскрешавшіе тактику блаженной памяти Шишкова и его Бесѣды, голословныя нападки, произвольное измѣненіе фактовъ и научныхъ данныхъ, отвага, съ которой навязывалась автору очерковъ нелѣпая проповѣдь вѣчнаго ученичества и рабской зависимости отъ Европы, тогда какъ