да изъ ключа, ломящая зубы, съ блескомъ и солнцемъ и даже соринками, отъ которыхъ она еще чище и свѣжѣе». Вѣдь вся душа вздрагиваетъ отъ этой «пошлой» пары строкъ. А что могутъ шевельнуть въ душѣ тѣ «прелестные пейзажи», «волшебныя панорамы» и «ласковыя голубыя волны»?
Лексиконъ Достоевскаго поразительно богатъ. Но при описаніи радующейся природы онъ какъ будто теряетъ собственныя слова. Либо «волшебныя панорамы» и «ласковыя волны», либо еще... цитаты!
Легенда о Великомъ Инквизиторѣ: «Настаетъ темная, горячая и «бездыханная севильская ночь». Воздухъ «лавромъ и лимономъ пахнетъ»... Юноша Ипполитъ въ «Идіотѣ» говоритъ: «Какъ только солнце покажется и «зазвучитъ» на небѣ (кто это сказалъ въ стихахъ: «на небѣ солнце зазвучало»? Безсмысленно, но хорошо!),—такъ мы и спать». И нѣсколько разъ онъ повторяетъ этотъ образъ: «когда солнце взойдетъ и «зазвучитъ» на небѣ».
Но только вступить Достоевскій въ область мрака, тумановъ и дождей,-—и чуждый пришелецъ мгновенно превращается въ державнаго владыку. Каждое слово его звучитъ здѣсь властно и самостоятельно; здѣсь ему ненужны ни «пейзажи» и «панорамы», ни цитаты.
Глядя на радость и ликованіе природы, самые разнообразные герои Достоевскаго испытываютъ странное, самимъ имъ непонятное чувство какой-то мрачной отъединенности.
Раскольниковъ стоитъ на Николаевскомъ мосту. «Небо было безъ малѣйшаго облачка, а вода почти голубая, что на Невѣ такъ рѣдко бываетъ. Одна безпокойная и не совсѣмъ ясная мысль занимала теперь Раскольникова исключительно. Ему случалось, можетъ быть, разъ сто останавливаться именно на этомъ самомъ мѣстѣ, пристально вглядываться въ эту дѣйствительно великолѣпную панораму, и каждый разъ почти
удивляться одному неясному и неразрѣшимому своему впечатлѣнію. Необъяснимымъ холодомъ вѣяло на пего всегда отъ этой великолѣпной панорамы; духомъ нѣмымъ и глухимъ полна была для нею эта пыгиния картина... Дивился онъ каждый разъ своему угрюмому и загадочному впечатлѣнію».
Юноша-нигилистъ Ипполитъ («Идіотъ») пишетъ въ своей исповѣди:
«Для чего мнѣ ваша природа, ваши восходы и закаты солнца, ваше голубое небо, когда весь этотъ пиръ, которому нѣтъ конца,
началъ съ того, что одного меня счелъ за лишняго? Что мнѣ во всей этой красотѣ, когда я каждую минуту, каждую секунду долженъ и принужденъ теперь знать, что вотъ даже эта кро
Лексиконъ Достоевскаго поразительно богатъ. Но при описаніи радующейся природы онъ какъ будто теряетъ собственныя слова. Либо «волшебныя панорамы» и «ласковыя волны», либо еще... цитаты!
Легенда о Великомъ Инквизиторѣ: «Настаетъ темная, горячая и «бездыханная севильская ночь». Воздухъ «лавромъ и лимономъ пахнетъ»... Юноша Ипполитъ въ «Идіотѣ» говоритъ: «Какъ только солнце покажется и «зазвучитъ» на небѣ (кто это сказалъ въ стихахъ: «на небѣ солнце зазвучало»? Безсмысленно, но хорошо!),—такъ мы и спать». И нѣсколько разъ онъ повторяетъ этотъ образъ: «когда солнце взойдетъ и «зазвучитъ» на небѣ».
Но только вступить Достоевскій въ область мрака, тумановъ и дождей,-—и чуждый пришелецъ мгновенно превращается въ державнаго владыку. Каждое слово его звучитъ здѣсь властно и самостоятельно; здѣсь ему ненужны ни «пейзажи» и «панорамы», ни цитаты.
Глядя на радость и ликованіе природы, самые разнообразные герои Достоевскаго испытываютъ странное, самимъ имъ непонятное чувство какой-то мрачной отъединенности.
Раскольниковъ стоитъ на Николаевскомъ мосту. «Небо было безъ малѣйшаго облачка, а вода почти голубая, что на Невѣ такъ рѣдко бываетъ. Одна безпокойная и не совсѣмъ ясная мысль занимала теперь Раскольникова исключительно. Ему случалось, можетъ быть, разъ сто останавливаться именно на этомъ самомъ мѣстѣ, пристально вглядываться въ эту дѣйствительно великолѣпную панораму, и каждый разъ почти
удивляться одному неясному и неразрѣшимому своему впечатлѣнію. Необъяснимымъ холодомъ вѣяло на пего всегда отъ этой великолѣпной панорамы; духомъ нѣмымъ и глухимъ полна была для нею эта пыгиния картина... Дивился онъ каждый разъ своему угрюмому и загадочному впечатлѣнію».
Юноша-нигилистъ Ипполитъ («Идіотъ») пишетъ въ своей исповѣди:
«Для чего мнѣ ваша природа, ваши восходы и закаты солнца, ваше голубое небо, когда весь этотъ пиръ, которому нѣтъ конца,
началъ съ того, что одного меня счелъ за лишняго? Что мнѣ во всей этой красотѣ, когда я каждую минуту, каждую секунду долженъ и принужденъ теперь знать, что вотъ даже эта кро