Проповѣдь, сказанная имъ во время похоронъ боярина Шейна, обратила на него вниманіе Петра, который оцѣнилъ образованнаго талантливаго игумена и рѣшилъ воспользоваться его силами для своего дѣла. По желанію Петра Стефанъ былъ возведенъ въ санъ ми
трополита рязанскаго. Самъ Стефанъ очень неохотно принялъ эту
честь и просился домой въ Кіевъ, но ему пришлось подчиниться. Въ томъ же году (15 октября 1700 г.) умеръ послѣдній патріархъ мо
сковски Адріанъ, и Петръ назначилъ Стефана мѣстоблюстителемъ патріаршаго престола. Въ началѣ Стефанъ былъ вѣрнымъ сподвижникомъ Петра и несомнѣнно искренно сочувствовалъ его дѣлу, но потомъ они значительно разошлись, и Петръ нашелъ болѣе подходящаго помощника въ лицѣ Ѳеофана Прокоповича. Стефанъ до конца
своей жизни занималъ почетный постъ первоприсутствующаго члена св. синода, но фактически его значеніе пало и руководящая роль перешла къ Ѳеофану.
Разногласіе между Стефаномъ Яворскимъ и Петромъ произошло въ силу того, что Стефанъ высоко цѣня интересы государства и просвѣщенія, на первый планъ ставилъ все-таки интересы церкви.
Нѣкоторая склонность къ католицизму, вынесенная изъ іезуитскихъ школъ, только укрѣпляла его во взглядѣ на церковь, какъ на нѣчто высшее сравнительно съ государствомъ. Между тѣмъ Петръ, опасаясь приверженности русской церкви старинѣ, и противодѣйствія съ ея стороны своимъ начинаніямъ, стремился подчинить церковь государству, и возвышалъ Стефана, чтобы сдѣлать его своимъ орудіемъ въ этомъ дѣлѣ. Отношеніе Стефана къ Петру должно было двоиться, онъ не
могъ не цѣнить его дѣятельности на пользу просвѣщенія, но не могъ могъ сочувствовать его отношенію къ церкви и нѣкоторымъ сторонамъ его личной жизни и характера. Вслѣдствіе этого въ своихъ проповѣдяхъ онъ сначала восхваляетъ Петра, а потомъ его обличаетъ.
Проповѣди Яворскаго въ литературномъ отношеніи принадлежатъ къ тому же типу, какъ и проповѣди болѣе раннихъ писателей Югозападной Руси: Барановича, Галятовскаго, Радзивиловскаго и др. Онъ очень любитъ подбирать сравненія, подчасъ очень искусственныя:
Духъ Святой сравнивается съ зонтикомъ, люди съ рыбами и т. д. Онъ охотно пользуется въ проповѣдяхъ игрою словъ. Такъ его проповѣдь по поводу взятія Шлиссельбурга почти вся построена на игрѣ
словъ. Шлиссельбургъ назывался прежде Орѣшекъ, и проповѣдникъ говоритъ: «о орѣшекъ претвердый! добрые то зубы были, которые сокрушили тотъ твердый орѣшекъ». Далѣе говорится, что «орѣшекъ