на ребенка свою тяжелую руку. Тутъ, въ этой средѣ необходимо искать ключа къ основнымъ мотивамъ пѣсенъ „мести и печали . Чтобъ судить, насколько жизнь ребенка была полна разнообразныхъ и сильныхъ ощущеній, стоить указать на поѣздки юнаго Ни
колая съ отцомъ, бывшимъ одно время исправникомъ. Отецъ, скуки ради, бралъ съ собою сына въ разъѣзды по дѣламъ службы. Благодаря этимъ разъѣздамъ,
мальчикъ 12—18 лѣтъ присутствовалъ при различныхъ сценахъ народной жизни, при слѣдствіяхъ, при вскрытіи труповъ, а иногда и при расправахъ во вкусѣ прежняго времени. Все это производило глу
бокое впечатлѣніе на ребенка, который рано, въ живыхъ картинахъ, ознакомился съ тогдашними, за ча

стую слишкомъ тяжелыми, условіями народной жизни. Но не однѣ подобныя экскурсіи вліяли на ребенка—

Некрасова; этимъ экскурсіямъ вторили и домапщія тяжелыя сцены. Самъ Некрасовъ такъ изображаетъ свое дѣтство:
Въ невѣдомой глуши, въ деревнѣ полудикой
Я росъ средь буйныхъ дикарей.
И мнѣ дала судьба, по милости великой,
Въ руководители псарей.
Вокругъ меня кипѣлъ развратъ волною грязной,
Боролись страсти нищеты,
И на душу мою той жизни безобразной
Ложились грубыя черты.
При такихъ условіяхъ дѣти обыкновенно или гибнутъ, вырождаясь въ такихъ же „псарей“, какіе окружали ребенка Некрасова, или спасаются какими ни
будь непредвиденными обстоятельствами, какъ это и
было съ Некрасовымъ. Но здѣсь мы должны отмѣтить одно изъ тѣхъ значительныхъ вліяній, какое въ этотъ