средствами, выбиться изъ удручающей бѣдности. Въ этомъ рѣшеніи кроется начало той черты Некрасова, которая такъ отталкивала отъ него миогихъ и вызывала цѣлый рядъ всевозможныхъ упрековъ и уколовъ, часто преувеличенныхъ и всегда посылаемыхъ со злой ироніей. Мы имѣемъ въ виду житейскую практичность, ловкость Некрасова, умѣніе выгодно устраивать свои матеріальныя дѣла, что такъ удачно подмѣтилъ въ немъ Бѣлинскій еще въ началѣ сороковыхъ годовъ, т.-е. примѣрно въ тотъ періодъ его жизни, о которомъ у насъ теперь идетъ рѣчь, сказавъ, что Некрасовъ пойдетъ далеко и, навѣрно, наживетъ себѣ капиталецъ. Объ этой чертѣ Некрасова и о томъ, какой трагизмъ она вносила въ «го душевный міръ, мы еще будемъ говорить; теперь же необходимо
отмѣтить, что бѣдственное положеніе, въ которое попалъ Некрасовъ по пріѣздѣ въ Петербурга, заставило его столкнуться съ бѣдняками столицы, увидѣть, такъ сказать, оборотную сторону столичной жизни, и такъ какъ людское страданіе уже съ ранняго дѣтства было ему близко и знакомо и вызывало горячее сочувствіе, тяжелыя сцены пережитой и видѣнной имъ бѣдности городского пролетаріата глубоко запечатлѣлись въ его душѣ и впослѣдствіи дали обильный матеріалъ для его произведеній.
Чтобы не погибнуть голодною смертію, Некрасовъ долженъ былъ искать какого-нибудь заработка. Мы уже знаемъ, что онъ ранѣе пробовалъ свои силы на литературномъ поприщѣ, писалъ стихи, и потому есте
ственно, что, кромѣ грошевыхъ уроковъ, онъ старался добыть себѣ литературной работы. Работа эта была самаго разнообразнаго и чисто случайнаго характера, вовсе не была связана съ какимъ-либо идейнымъ настроеніемъ и имѣла цѣлью исключительно матеріальный заработокъ. То были библіографическія и всякія другія замѣтки въ «Литературныхъ прибавленіяхъ» къ «Инвалиду», въ «Литературной газетѣ» Краевскаго, въ «Сынѣ Отечества», въ «Пантеонѣ» и въ «Отеч. Заппскахъ», водевили для Александринскаго театра, азбуки и сказки по заказу книгопродавца Полякова и т. п. Тутъ, въ этой чисто черновой журнальной работѣ, еще нельзя увидѣть того Некрасова, который впослѣдствіи сталъ извѣстенъ всей образованной Россіи. Его міровоззрѣніе въ это время было еще слишкомъ несформировавшимся или, вѣрнѣе говоря, у него еще не было ни
какого міровоззрѣнія. Самое общество литераторовъ, съ которыми ему приходилось теперь сталкиваться, не могло дать ему сколько-нибудь благотворпыхъ впечатлѣній, могущихъ способствовать развитію его богато одаренной, непосредственной натуры, уже успѣвшей до нѣкоторой степени очерствѣть, сдѣлаться «практикомъ» въ дурномъ смыслѣ этого слова. Это было печальное время затишья, реакціи въ литературныхъ сферахъ Петербурга. Вспоминая эти годы, Некрасовъ такъ впослѣдствіи писалъ о нихъ:
Въ то время пусто и мертво Въ литературѣ нашей было.
Скончался Пушкинъ — безъ него Любовь къ ней публики остыла.
Ничья могучая рука
Ея не направляла къ цѣли, Лишь два задорныхъ поляка
На первомъ планѣ въ ней шумѣли.