В рубрике «Электроархив» мы републикуем знаковые статьи и материалы об искусстве, архитектуре, истории и культуре из оцифрованных изданий «Электронекрасовки».

***

Жилой интерьер — пока еще «белое пятно» в истории русского искусства. Его исследованию мешает скудость сохранившегося материала. Жилье постоянно меняется, чутко отражая все изменения в условиях жизни, вкусах, материальных возможностях людей, так что даже в старых домах до нашего времени доживают только стены. К тому же рядовое жилье меньше, чем интерьер общественный или парадный, фиксировалось в живописи, графике, фотографии. Но есть и другая причина неразработанности этой темы — до сих пор еще живущее представление, что развитие искусства, становление любого стиля определяются уникальными вещами и парадными залами дворцов, что скромная бытовая утварь ни сама по себе, ни в том комплексе, для которого она создавалась, не может быть предметом художественного анализа.

Наконец, создание научной истории русского жилища потребует и разработки новой методики, новых приемов художественного анализа. Ведь бытовой интерьер создается и держится не одной только формально-стилистической связью составляющих его предметов, и его развитие нельзя изучать, отвлекаясь от вопросов социологии быта, от истории строительной техники, способов производства бытовых предметов и т. д.

***

Историю древнерусского жилища принято начинать с полуземлянок VIII—Х веков, открытых археологами в южных районах нашей страны. Однако незначительные размеры и элементарность внутреннего убранства заставляют отнести их за черту, отделяющую строительное дело от строительного искусства. К тому же тип полуземляночного жилища почти не оказал воздействия на планировку и характер деревянных жилых сооружений.

А ведь именно они представляют наиболее характерный тип русского жилища, сохранившего в течение веков свои планировочные и конструктивные особенности.

Спинка кресла XIII в.

До последнего времени наши представления о жилых сооружениях Древней Руси базировались на скудных сообщениях летописей, сказаний, былин, легенд. Лишь в качестве аналогий привлекались этнографические материалы, связанные с русским народным жилищем ХVIII—ХIХ веков. И только археологические открытия последнего десятилетия позволили с большой убедительностью воссоздать облик древнерусского жилья.

Особенно наглядными были раскопки в Новгороде, открывшие перед исследователями целые комплексы деревянных сооружений.

Сохранившиеся на два-три венца, нередко с полами и печками, они дают почти исчерпывающее представление о характере и планировке древнерусских деревянных домов. Но если их внешний облик получил уже весьма полное освещение в научной литературе, то интерьер с его убранством еще во многом представляется загадочным.

Кресло XIII в. (реконструкция)

Судя по раскопкам древнерусских городов, планировочные особенности жилища уже к Х веку предстают достаточно сформировавшимися, хотя интенсивная застройка города началась с середины Х века. Если за основу классификации жилых построек взять конструктивную связь избы (собственно, жилого помещения) и сеней, то для построек середины Х века (953) в Новгороде можно выделить двухкамерное (к жилому помещению примыкают сени) и трехкамерное сооружение: изба—сени—клеть. Особенно интересен последний тип жилья — классическая планировка русского северного дома, без изменений дожившая до наших дней. Правда, постройки этого типа более характерны для деревни и не составляли в городе подавляющего большинства — там были наряду с ними однокамерные и двухкамерные сооружения.

При этом жилая постройка, как правило, входила звеном в целую цепь сооружений, объединяемых в единую усадьбу. Усадьба, то есть целостный хозяйственный организм с двором, огороженным тыном, различными служебными и производственными постройками, весьма распространенное явление в городской застройке Древней Руси.

Лавка XIII в. (реконструкция)

Постройки, входящие в систему ранних усадеб (ХI-XII века), наиболее велики и внушительны. Огромные сосновые бревна стен, настланные из широких, тщательно отесанных досок полы, массивные печи из камня говорят о высоком конструктивном уровне сооружений. Очевидно, эти усадьбы были своеобразными феодальными гнездами, где кроме хозяина-феодала проживали люди, составлявшие его окружение или дружину.

Возможно, что для них владелец усадьбы должен был строить большие дома. Тем более что, судя по письменным источникам, это окружение иногда было весьма обширным.

К ХIII веку размеры усадебных построек значительно сократились. В ХIV—ХV веках феодал по-прежнему жил в большом доме, но основную массу населения усадеб, по-видимому, составляли ремесленники, ютившиеся в небольших избах отдельными семьями. Такие избы являлись не только жилыми сооружениями, но и мастерскими, где мастер-ремесленник вырабатывал изделия, не требующие сложного и громоздкого оборудования. Об их жилом назначении свидетельствуют печи, располагавшиеся, как правило, в одном из задних углов, слева или справа от входа. Размеры печек в какой-то степени согласовывались с размерами помещения. Чаще всего встречаются печи размером 1,5 х 1,5 м.

Прорись с новгородской иконы XV века

Печь отчасти определяла композицию избы, к ней тяготела вся хозяйственная утварь, в подпечнике хранились кухонные принадлежности и т. д. Нередко печь находилась в середине помещения и становилась центром композиции интерьера. Правда, такое расположение печи связано больше с производственным назначением постройки — ремесленнику легче было пользоваться огнем, удобнее было подходить к печи и т. д.

Помещения с печью, в отличие от холодных сеней, в письменных источниках получают названия «истопки», «истьбы», избы.

Не менее важным признаком жилого строения являются сени. Их основное назначение — создать теплозащитный воздушный тамбур перед жилищем. Самые богатые дома Х—ХII веков имели цельнорубленные сени, то есть рубленая бревенчатая стена отсекала от огромного сруба (60 м2 и больше) часть помещения. Пол в таких сенях настилался из тех же тщательно оструганных и подобранных досок, перед ними устраивалось крыльцо, иногда художественно оформленное, защищавшее от непогоды вход в дом, дальняя часть сеней отгораживалась, превращалась в чулан.

Однако большинство сеней представляло из себя трехстенный прируб, примыкавший к жилому срубу. Подобные сени были наиболее распространены в ХIII—ХV веках.

Сени, соединявшие две жилые постройки, также характерны для этого времени. Второй из этих жилых построек являлся сруб, получивший название «клеть». В отличие от «истопки», клеть — неотапливаемое помещение.

Летом она использовалась как жилье, но даже и зимой в клети нередко жили молодожены до рождения первого ребенка. В письменных источниках клеть нередко упоминается в общем комплексе хоромных строений и бывает связана сенями с другими жилыми постройками. При этом клеть всегда сохраняет двойственность своего назначения — жилья и кладовой. Противоположение теплой избы и холодной клети подтверждается и берестяной грамотой ХIV века.

Солонка XIX в.

Планировка жилища типа изба—сени оказала существенное воздействие на планировку деревянных церквей. Если вспомнить наиболее ранние памятники деревянного зодчества — церковь села Бородавы (ныне в Кирилло-Белозерском монастыре) или церковь Лазаря (Кижский заповедник), восходящие к ХIV—ХV векам, то это становится очевидным.

Каждая из них представляет из себя сруб, близкий квадрату, и прирубленные сени-притворы. Интерьер их также почти ничем не отличается от жилого — те же мощные сосновые бревна стен, тот же пол из светлых и гладких досок, та же замкнутость объема, та же конструктивная ясность. Все цельно, слаженно, гармонично, ничто не нарушает впечатления статичности, неподвижности, вечности.

Эту планировочную схему воспроизводят и многие каменные церкви, например, псковские бесстолпные сооружения ХV—ХVI веков. Той же двух- или трехчленной схеме жилища следуют и хоромы крупных феодалов. Они состояли из отдельных срубов-клетей, соединенных между собой сенями. Рядом с сенями, так же как и в рядовом жилище, помещалась теплая изба, а по другую сторону — клеть, служившая не только спальней — «одриной», но и приемным парадным помещением, ибо закопченая изба, отапливавшаяся по-черному, для этого не годилась. Часто клеть надстраивалась вторым, а то и третьим этажом. Такие четырехугольные высокие башни назывались «повалуши». Впрочем, судя по раскопкам, многие богатые дома были двухэтажными.

План жилой постройки изба-сени-клеть. XIII в.

По рассказу Ипатьевской летописи о смерти Владимира Галицкого (1152), его дворцовый комплекс состоял из ряда помещений, соединявшихся системой переходов через сени. К сеням вела парадная лестница, выводившая на второй этаж, а оттуда можно было попасть в жилую половину с горенками (верхними комнатами) — место повалуши занимал каменный придворный храм Спаса с хорами. Этой же схеме следует и дворцовый комплекс Андрея Боголюбского в Боголюбове (1158—1165).

Социальные различия налагают определенный отпечаток на планировку и в особенности на размеры и характер помещений. Еще ярче эти различия сказываются на внутреннем убранстве и обстановке жилищ. Конечно, не исчезают и общие признаки, основанные на единстве материала и конструкций, на специфических приемах рубки и т. д.

Прежде всего это мощность, крупногабаритность сооружений. Толща стены не нарушается низкой, толстой, хорошо отесанной, плотно подогнанной к дверному проему дверью. За массивным порогом — распластанная, почти квадратная, почерневшая от дыма изба. Стены, сделанные из гладких, тщательно пригнанных бревен с проконопаченными мхом пазами, хорошо держат тепло.

Сени и чердак — воздушные тамбуры, которые защищают сооружение от непогоды. Для композиции помещения характерна цельность и замкнутость пространства, контраст цветовых плоскостей — темный от дыма потолок, зрительно поднимающий высоту, наиболее светлые, почти белые отскобленные полы и отполированные от употребления лавки, стол и другая мебель с хорошо видимой текстурой.

План ремесленно-жилой постройки. XIII в.

В рядовом интерьере это встроенные лавки, полати, кровать и т. д. Простейшие скамьи, которые хозяин делал, очевидно, для себя сам, вытесаны из отрезка бревна с ножками в виде естественно отходящих сучков. Такие скамьи чаще всего служили ремесленникам-гончарам, сапожникам во время работы.

Древнейшая кровать — та же лавка, только пошире, врезанная в дверной угол и поддерживаемая одной или двумя ножками. Пристроенные к стенам лавки охватывают пространство интерьера, как бы стягивая его к столу и печи. Стол, сдвинутый в красный угол, к божнице, представляет из себя простейшую конструкцию в виде оструганных, отскобленных досок столешницы, положенной на квадратную перевязку брусков. Немногочисленные «стулья» — грубо обработанные чурбаны, служили ремесленникам; в богатых домах были кресла.

Печь, как уже говорилось, — один из композиционных центров интерьера. Где-то рядом с ней помещается полка-«грядка» для посуды и одежды, за печью склад одежд и постельных принадлежностей. Возле печи всегда стоит ушат, над которым висит деревянное ведро с водой или рукомой. Где-то за печью или возле нее может стоять короб со съестными припасами, чаще всего — с печеным хлебом. Коробья — одна из наиболее характерных форм внутреннего убранства древнерусского интерьера. Это своеобразные сундуки из дерева и бересты для хранения продуктов и одежды. В новгородских берестяных грамотах коробья упоминаются с ХIII века.

Здесь же помещалась и вся посуда — деревянные ковши, ложки, чаши, миски, блюда.

Непременной принадлежностью быта были и берестяные туеса, часто украшенные гравировкой и росписью. Они вносили красочные акценты в суровое и замкнутое помещение избы. Формы их, древнейшие — элипсоидные, и более поздние — круглые, как бы вторили округлостям бревен, четко выделяясь на их фоне. Орнамент туесов — плетенка, прямые и волнистые линии, нанесенные черной и красной краской, хорошо читаемые на золотисто-желтом фоне березовой коры, в какой-то степени перекликались с линейно-волнистым узором гончарных изделий. И, наконец, гончарная посуда, в особенности горшки, украшенные традиционным линейно-волнистым орнаментом, составляла самую многочисленную группу хозяйственной утвари.

Сам интерьер жилой избы выглядел довольно просторным и свободным. Этому способствовал характер меблировки, тяготевшей к стенам, и печь, стягивавшая к себе мелкие домашние предметы.

Часть интерьера дома рядового горожанина. XII-XIV вв. (реконструкция)

Несколько иначе выглядит интерьер зажиточного горожанина. Гораздо большее внутреннее пространство требовало и соответствующего оформления. Некоторые интерьеры приобретали характер торжественных помещений для приемов. Такие иногда отдельно стоящие сооружения-гридницы, размером до 140 м2, могли иметь внутри пышно украшенные опоры-столбы, поддерживавшие перекрытие. Но даже и в жилом интерьере феодала, в клети, служившей для приемов, уже нельзя было обойтись лавками и небольшим столом.

В таком интерьере, кроме встроенных, а они наверняка были, находят место переносные лавки-скамьи с невысокими спинками, зачастую украшенными орнаментом. Большинство из них имело простые монументальные формы, соразмерные с интерьером и человеком (длина спинок около двух метров).

Одна из древнейших скамей состоит из невысокой спинки (около 30 см), соединяющейся на штырях с основанием при помощи двух подлокотников. Собственно, лавка — широкая доска на ножках. Спинка ее украшена растительным орнаментом, нанесенным краской. С ХIII века появляются более легкие скамьи. Спинка крепится к основанию небольшими балясинами, оживленными легкими насечками. Наряду с этими существуют и скамьи старого типа. Появляются также скамьи с прорезными, ажурными спинками. Одна из таких скамей найдена в слоях ХIII века. Она украшена крупными эсовидными завитками орнамента (в виде древнерусской буквы S —зело).

Не менее показательны для интерьера феодала кресла. Найденные в раскопках резные спинки кресел позволяют на основании различных аналогий, и в первую очередь — новгородских икон, оклада евангелия Хитрово и изделий народного искусства, восстановить форму. Древнейшие спинки кресел прямые или с чуть скошенными углами крепились непосредственно к сидению, представлявшему из себя фактически закрытый ларь на брусьях-ножках. В дальнейшем кресло. Получает подлокотники, низ прорезается более высокими арками, благодаря чему огромный запас прочности, массивности, неподвижности исчезает и все изделие становится более легким.

Часть интерьера дома зажиточного горожанина. XII-XIV вв. (реконструкция)

Спинки кресел почти всегда украшались резными орнаментами. Орнамент, чаще всего плетенка, хорошо согласовался с формой предмета. Так, параллельные друг другу порезки, обрамляющие верхнюю часть спинки кресла ХII века, точно следуя ее изгибам, создавали определенный ритм, усиливавшийся игрой светотени и ритмами сложноплетеного орнамента центральной части.

В богатом интерьере кроме встроенной, возможно, существовала и переносная кровать, форму которой можно представить по скандинавским источникам и предметам народного искусства. Это массивный, вместительный, открытый сверху ящик на четырех брусьях-ножках. В летописях упоминается тиссовая кровать. Кровать, или «одр», «ложе», постель, весьма нарядно украшалась. Летопись приписывает древнему князю Малу сон, будто Ольга подарила ему «одеяла червны с зелеными узоры». В «Слове Даниила Заточника» есть характерная фраза: «... Егда лежите на мягких постелях под собольим одеялы, меня помяни, под единым платом лежаща». В поучении ХII века рисуется богач: «готовят же ему и одр слонов (резной из слоновой кости), настлан перин паволочатых (шелковых)».

Постель могла застилаться и «бумажниками» — тюфяками, набитыми ватой, а у бедных — паклей, однако и этот простейший матрац не каждый мог приобрести. В новгородской берестяной грамоте ХIII века «бумажник» по стоимости указан впереди коровы.

Важное место в интерьере богатого горожанина занимали различные ткани и шкуры животных. В берестяных грамотах неоднократно упоминаются медвежьи шкуры (медведно), служившие своеобразными коврами. Кроме того, письменные источники постоянно упоминают и о настоящих шерстяных коврах.

В ковре принесли тело убитого князя Олега, один из убийц Андрея Боголюбского выбросил ковер для прикрытия тела князя. Судя по иконам, коврами застилались кресла и т. д.

Стены в хоромах обильно обивались сукнами, о чем также упоминают летописи и былины, лавки застилались войлоком и сукнами. Узорные сукна и ткани, а также роспись («ты же жив дому, повалуши исписав», — говорится в «Слове о богатом и убогом») придавали богатство интерьеру, содействуя его великолепию, праздничности и торжественности.

Интерьер зажиточного горожанина выглядел более светлым благодаря косящатым или красным окнам, дававшим гораздо больше света, нежели волоковые. Кроме того, окончины — своеобразные рамы в виде досок с прорезанными отверстиями круглой, квадратной и треугольной формы — заполнялись либо слюдой и стеклом в более богатых помещениях, либо рыбьим пузырем в обычных избах.

Итак, просторный светлый интерьер дома феодала с большим столом, встроенными лавками и переносными скамьями, выделявшимися по контрасту на фоне мощных бревенчатых стен, с креслами, иногда застланными многоцветными коврами, многочисленной и богато украшенной посудой, различными тканями, украшавшими помещение и вносившими яркие цветовые пятна в его убранство, с медвежьими шкурами, расстеленными на полу, свидетельствовал о пышности, нарядности, «красоте лепой» и исключительности самого владельца-господина.

Особенно нагляден в этом отношении каменный терем посадника новгородского Юрия Онцифоровича — представителя одного из богатейших боярских родов. Это был двух- или трехэтажный дом на огромном фундаменте, выстроенный в самом конце ХIV века.

Мощное крыльцо вело на второй этаж, к сеням шириной около 3 м. Массивные стены до 0,8 м были выложены из плит розового ракушечника, который шел и на возведение новгородских церквей. Дом был двухкамерным. В восточной камере было отгорожено еще помещение в виде небольшого чулана.

Этот чулан, находившийся за тремя дверями, очевидно, предназначался для хранения наиболее ценного имущества. Таким образом, этот дом-крепость, горделиво высившийся среди деревянных строений, резко выделялся своим величием. Его интерьер, очевидно, наиболее близок к интерьеру новгородских церквей — те же мощные стены, выложенные из того же материала, те же большие окончины.

В доме посадника они наверняка были застеклены, может быть, даже цветными стеклами.

Найденные поблизости осколки витражного стекла, вероятнее всего, украшали окончины именно этого дома. Мягкий цветной свет придавал всему интерьеру характер более интимный и вместе с тем содействовал пышности, парадности жилья. В нем наверняка были и ковры, и дорогие ткани — бухарские зендени различных цветов, о которых упоминают берестяные грамоты, и наиболее богатая мебель, и посуда. О последней можно судить хотя бы по находкам фрагментов яркой и красочной золотоордынской керамики.

Итак, уже в Х веке складывается жилой интерьер, близкий к хорошо известному нам по этнографическим описаниям крестьянскому жилью ХIХ века. Дальнейшее его развитие идет по пути совершенствования и отбора основных форм и конструкций и по пути социальной дифференциации.

***

Автор: Генрих Бочаров, искусствовед, специалист по древнерусскому декоративно-прикладному и изобразительному искусству. Публикуется по журналу «Декоративное искусство СССР», № 7 за 1964 год.

***

Больше про книги и интересные находки вы найдете в telegram-канале «Электронекрасовка» (@electronekrasovka) и в нашем паблике «ВКонтакте». Подписывайтесь!