В рубрике «Электроархив» мы републикуем знаковые статьи и материалы об искусстве, архитектуре, истории и культуре из оцифрованных изданий «Электронекрасовки».

В 1774 году Кучук-Кайнарджийским миром окончилась затянувшаяся на целых шесть лет война с Турцией. «Екатерина, разстроением Польши, победами над турками и отторжением от них Крыма, сыгравши первое действие своея политическия фамы, довольно удачно вздумала народ свой занять, ослепить, и Европе бросить несколько в глаза пыли блистательными торжествами и премудрыми, новыми, ежели не законами, то учреждениями. Для сих важных дел назначена была древняя столица и целый 1775 год».

Празднования побед со времен Петра I отмечались торжественными въездами победителей в столицу сквозь пышно украшенные триумфальные арки; дома и улицы по вечерам иллюминировались; на улицах и площадях устраивались балаганы, игры и угощение для народа. Необходимой частью торжества был фейерверк.

«Мелодрамма открылась наряднейшим императрицы въездом в Москву, предшествуемой и сопутствуемой блистательным двором, видными полками телохранителей и безчисленным народом. Торжественные врата, взгроможденные на скорую руку, хотя из лубков и рогож, но раскрашенные, раззолоченные и в приличных местах убранные соответственными предмету картинами, восхищали всех до безумия, к чему присоединяя военную музыку, колокольный звон и пушечную пальбу, каждый может себе вообразить, что сие очаровательное зрелище, не взирая на лютую зиму, было безподобно».

Но всего этого было недостаточно, Екатерина еще играла в «демократическую правительницу», которая не парит над подданными на недосягаемой высоте царского дворца, а почти запросто появляется среди них. Кроме того, царские дворцы в Москве давно обветшали, и Екатерина жила на Пречистенке во временном дворце, наскоро сшитом из трех барских домов, с пристроенным деревянным тронным залом. Ни для фейерверка, ни для народного гулянья около него места не было.

Так родилась идея перенесения основной части праздника, которая должна была состояться летом, за город, на просторный луг у речки Ходынки.

***

7 апреля 1775 года Екатерина писала известному энциклопедисту барону Гримму: «...Так как вы пишете о торжествах по случаю мира, то слушайте, что я вам расскажу, и не верьте ни в едином слове нелепостям, какие пишутся в газетах. Был составлен проект празднеств, и все одно и то же как всегда: храм Януса, да храм Бахуса, храм еще, не весть какого дьявола, все дурацкие, несносные аллегории, и притом в громадных размерах, с необычайным усилием произвести что-нибудь безсмысленное. Я разсердилась на все эти проекты и вот в одно прекрасное утро приказала позвать Баженова, моего архитектора, и сказала ему: «Любезный Баженов, за три версты от города есть луг; представьте, что этот луг Черное море, и что из города две дороги; ну вот одна из сих дорог будет Танаис, а другая Борисфен (Дон и Днепр. — М. Д.), на устье первого вы построите столовую и назовете Азовом; на устье второй — театр и назовете Кинбурном. Из песка сделаете Крымский полуостров, поместите тут Керчь и Еникале, которые будут служить бальными залами. Налево от Танаиса будет буфет с винами и угощением для народа; против Крыма устроится иллюминация, которая будет изображать радость обоих государств о заключении мира; по ту сторону Дуная пущен будет фейерверк, а на месте, имеющем изображать Черное море, будут разбросаны лодки, корабли, которые вы иллюминуете, по берегам рек, которые в то же время и дороги, будут расположены виды, мельницы, деревья, иллюминованные дома, и таким образом у вас выдет праздник без вычур, но, может статься, гораздо лучше многих других, и в нем будет гораздо больше простоты... Позабыла Вам сказать, что вправо от Танаиса Таганрог, где будет ярмарка. Вы привыкли все разбирать, но скажите, разве это дурно придумано? Правда, что море на твердой земле — безсмыслица, но не обращайте внимания на этот изъян, и все остальное окажется очень сносно. Так как место очень просторное, и будет это вечером, то все сойдет, по крайней мере нисколько не будет хуже, чем нелепые языческие храмы, которые мне страшно надоели».

 Увеселительные строения на Ходынском поле. Рисунки М. Казакова. 1775. Вид с севера

Итак, идея состояла в том, чтобы перенести торжества победы как бы на самую завоеванную территорию, дать зрителям и участникам возможность почувствовать себя победителями, пирующими в покоренных городах. И можно, пожалуй, поверить Екатерине, что она сама придумала этот прием, а не приписывать его Баженову, как это теперь принято.

***

Увеселительные строения на Ходынском поле. Рисунки М. Казакова. 1775. Вид с юго-востока

О торжествах 1775 года на Ходынке известно довольно много. В Историческом музее хранятся планы двух павильонов, подписанные М. Ф. Казаковым, а в Музее архитектуры — 4 рисунка Казакова, изображающие виды Ходынского поля с разных сторон.

Было издано несколько памятных брошюр: описание фейерверка с гравюрами по рисункам того же Казакова, подробное описание самого хода многодневного празднества, стихотворное описание павильонов, составленное известным поэтом В. И. Майковым, и наконец, гравированный перспективный план Ходынского поля с изображениями павильонов. Этот впервые публикуемый план дает теперь возможность представить себе общую картину оформления Ходынского поля и всего праздника.

Прежде всего нужно сказать, что от пышных аллегорий Екатерина не избавилась. Наоборот, каждая постройка не только изображает какой-либо город, но и воплощает одну из выгод победы. Простодушно говорит об этом В. И. Майков: «Азов, где зала для кушанья, изображает изобилие, проистекающее от мира», «Быки и фонтаны, представляющие ногайские орды, живущие в изобилии». Даже маскарад в большом павильоне — зале с двумя галереями, называвшемся Керчь и Еникале, — был включен в этот поток аллегорий:

«Еникаль с Керчию, вмещая мног народ,
Являют чрез его различное убранство
Российской области великое пространство,
Что внутрь себя сия обширная страна
Вмещает разныя народов племяна»...

Правда, как это обычно бывает, большая часть «идейной нагрузки» праздника била мимо цели. В сложнейшем фейерверке изображавшем монумент «матерьних милостей и благодеяний» Екатерины, «семиглавую гидру» войны, победу, статуи, «изъявляющие высокие ее императорского величества добродетели», жертвенник «во оказание верноподданнического усердия, верности и благодарности...» и прочее — известный мемуарист А. Т. Болотов усмотрел лишь. «бесподобное» и «преузорочное» зрелище. Он подробно и со знанием дела описал огни, разные типы ракет, щиты и пр., но ни слова не сказал о том, что они изображали. Впрочем, даже Екатерина, описывая Гримму уже не замысел, а самый праздник, говорит о красоте общего вида, об удобном расположении построек («представьте, тут сто тысяч народа, и ни малейшей толкотни, ни тесноты; всякий находит свой экипаж на месте, без малейшего затруднения...»), и лишь в конце, объясняя посланный в письме «рисунок, изображающий место, где гулянье», напоминает, какому назначению павильона соответствует каждое географическое название. Соотношение зданий между собой, лишь отдаленно напоминающее подлинную географию Крыма и Новороссии, видимо, также не играло важной роли.

Увеселительные строения на Ходынском поле. Рисунки М. Казакова. 1775. Вид с востока

Можно думать, что и вся масса посетителей оценила именно размах, простор и еще необычную красоту построек — «на турецкий лад, с разными вычурами: башни, каланчи и высокие столбы, как при мечетях...».

Представления о восточной, мусульманской архитектуре были в то время самыми приблизительными не только у публики, но и у архитекторов. Однако задача — создать иллюзию этого стиля — была поставлена самой темой оформления. Публика должна была чувствовать себя действительно в дальних, чужих, только что завоеванных городах, в окружении незнакомых турецких крепостей.

Что могли для этого сделать архитекторы?

В ту эпоху уже сложилось четкое представление, что строить нужно по точным, логичным, как латынь, правилам, пришедшим из античности и приспособленным для современных потребностей Виньолой и Палладио. Это и была «правильная» современная архитектура — классицизм. Все, что правилам не подчинялось, было еще во времена Возрождения объявлено варварством, «готикой». Готикой было и европейское средневековье, и древнерусская архитектура, и восток. Но теперь, когда полемический азарт

Увеселительные строения на Ходынском поле. Рисунки М. Казакова. 1775. Вид с юго-запада

Возрождения уже давно прошел, и готика перестала быть живым врагом, стали видны и ее хорошие стороны. Баженов в 1773 году говорил о ней как о «роде созидания», «который по времени получил от искусных, хотя и не следующих правилам, огромность и приятство». Позже он прямо говорил о «нежной» готике. Так она снова вернулась в строй, уже как подражательный стиль, как романтическое напоминание о древности и об экзотике дальних краев. Такой и стала архитектура ходынских павильонов: нарядной, как и нужно для праздника, и при этом необычной, экзотической и старинной.

Большую роль играла живописность общего расположения и силуэта. Это хорошо видно в рисунках Казакова: здания сложного плана, играющие богатой светотенью объемов и декора, выступающие одно из-за другого в свободной асимметрии, и, главное, этот сложный и нарядный силуэт, создаваемый массой шпилей, башен и башенок, корабельных мачт. Конечно, Казаков сознательно усиливал иллюзию: его рисунки — не точная фиксация существующего, а декоративно построенные «перспективные виды». Он изобразил настоящее море, «оживил» крепости стреляющими пушками, сложенными грудами ядер, группами солдат; он придал расписным дощатым и холщовым стенам вид настоящего камня, видимо, даже преувеличил размеры некоторых построек. Кроме того, он, очевидно, рисовал с проектных эскизов, т. к. два изображения одного и того же павильона у него всегда различны в деталях. Но нет сомнения, что он передавал именно то впечатление, которого они с Баженовым стремились достичь.

Фейерверк на Ходынском поле. Гравюра по рисункам М. Казакова. 1775

Общая композиция скорее всего принадлежала Баженову — недаром ту же систему разбросанных, равнозначно-разнообразных павильонов он перенес в Царицыно. Совпадают и некоторые детали, например, мотивы узорных парапетов (особенно это заметно при сравнении с баженовской панорамой Царицына 1776 г.), а театр «Кинбурн», как он выглядит на перспективном плане, — прямой предшественник Оперного дома, да и не его одного.

Но многое создано и Казаковым. Мы не знаем, были ли построенные павильоны больше похожи на изысканные композиции его рисунков или на простоватые изображения перспективного плана, но многие детали казаковских рисунков прямо напоминают его «готику» последующих лет: стены флигелей, башни и многие другие части Петровского дворца, начатого в том же 1775 году, и завершения башен в более поздних его готических проектах.

Фейерверк на Ходынском поле. Гравюра по рисункам М. Казакова. 1775

Во всяком случае, само строительство шло под общим наблюдением. Если Казаков был к нему прикомандирован официально, что впоследствии отмечалось в его послужных списках, то и Баженов уделял празднику большое внимание; он даже бросил на время Кремлевский дворец, передав наблюдение за ним ближайшему ученику — Григорию Харькову, которому, впрочем, написал подробнейшее «Наставление».

***

«...Что это за праздники!.. Что за вид! Сколько народу! Как красивы эти холмы, где построены здания! Описать всего нет возможности. Одним словом, никогда еще не было такого пиршества, и ничто не нарушало всеобщего удовольствия. Все говорят, что праздник был прелестный...».

Может быть, Екатерина и прихвастнула немного, увлеченная потоком собственного красноречия, но праздник, действительно, вышел с размахом и массой выдумки и разнообразия. Здесь все носило характер зрелища: вереница придворных карет, тянущаяся из города по дороге, обставленной иллюминованными декоративными щитами; и сами павильоны, и общий вид поля. Императрица, отпировав в «Азове» под звуки итальянской музыки, сидела в «Керчи» за картами, и мелкопоместные дворяне — вроде Болотова — радовались свободному доступу в павильон и возможности видеть вблизи ее и «всех знаменитейших наших вельмож», и это тоже было зрелище, как и императрица, открывающая ярмарку «колониальных товаров» в «Таганроге». Сама же она любовалась зрелищем веселящегося народа, для которого в отведенном ему углу поля били фонтаны вина, лежали целые жареные быки, лазили по канату бухарцы, крутились качели, «составлялись из людей пирамиды» и кувыркались итальянские акробаты-«балансеры». Ну и, конечно, зрелищем был маскарад с участием самой Екатерины, а кроме того, в «Кинбурне» ежедневно давали спектакли, хотя, как замечает Болотов, многие не решались идти туда, опасаясь, что на живую нитку сметанное здание развалится. (Интересно, что его основательно чинили уже после праздника; видимо, театр функционировал и позднее).

А потом был фейерверк, который смотрели со специально устроенных трибун, оформленных в виде кораблей; средний предназначался для императрицы со свитой. Фейерверк был в четыре действия и продолжался больше двух часов. Нужно себе представить привычную для людей ХVIII века непроглядную черноту ночи, не пробиваемую даже в городе ни фонарями, ни светом из окон, тусклую желтизну бальных канделябров, чтобы понять, каким фантастическим зрелищем были для них эти потоки света, снопы разноцветных искр и разлетающиеся спирали огненных колес.

Перспективный план Ходынского поля с павильонами. Гравюра. 1775

Отшумевший праздник по поводу очередной завоевательной войны вошел в историю русского искусства: его деревянные временные постройки стали своего рода экспериментом. И под их влиянием Екатерина тут же заказывает авторам — Баженову и Казакову — два огромных дворцовых комплекса в ставшем сразу модным «готическом» стиле — Подъездной (впоследствии Петровский) дворец, на петербургской дороге — здесь же, возле самого Ходынского поля и загородную усадьбу в Царицыне.

Произошел любопытный исторический парадокс: архитекторам была задана турецкая архитектура, но они могли ее передать только в условной «готике». А конкретные формы им больше неоткуда было брать, как из окружавшей их со всех сторон древнерусской архитектуры, которая по тогдашним представлениям также была «готической». Так возникла эта странная смесь кремлевских стен и башен, тяжелых барочных наличников и раскреповок, узорных нарышкинских «гребешков» и собственно готических аркад и донжонов. В архитектуре же главного павильона — зала с двумя галереями — готического ничего нет; это просто большой садовый павильон, центральная часть которого очень напоминает Царскосельский Эрмитаж или Монбижу. И тем не менее то, что проверялось здесь, стало вскоре цельной системой. Готика создала пусть еще более декоративный и иллюзорный тектонически, чем классика, но действенный и впечатляющий романтический образ. Этот образ вызывал ощущение древности, действовал на складывавшееся в последние десятилетия ХVIII века чувство истории, и более того — национальной истории. В готике охотно строили сельские церкви, которые хотелось видеть старинными; стиль становился все более точным и строгим, детали — все более самостоятельными, незаимствованными. Все в целом стало классичнее и более органичным.

От временных ходынских павильонов не осталось следа. Но напряженная совместная работа двух крупнейших архитекторов принесла плоды — дала начало своеобразному и яркому течению «большой» архитектуры.

***

Автор: Марина Домшлак, искусствовед. Публикуется по журналу «Декоративное искусство СССР», № 12 за 1965 год.

***

Больше про книги и интересные находки вы найдете в telegram-канале «Электронекрасовка» (@electronekrasovka) и в нашем паблике «ВКонтакте». Подписывайтесь!