В рубрике «Электроархив» мы републикуем знаковые статьи и материалы об искусстве, архитектуре, истории и культуре из оцифрованных изданий «Электронекрасовки».

***

Русский ХVIII век зачинался в Москве и собственно, еще в ХVII веке. В эту древнюю столицу приезжали иностранцы. С ними общались русские люди, они пользовались в обиходе предметами, вывезенными из-за границы. Спокон веков москвичи возводили каменные дома, церкви и кремли. Русские зодчие конца ХVII века, такие, как Бухвостов и Старцев, прекрасно знали ордерную систему и по-своему, очень самобытно применяли ее.

И все же для того, чтобы претворить в жизнь реформы Петра, нужен был мощный толчок первых побед в Северной войне, и как их результат — строительство Петербурга на пустом месте, где все начинали сначала и поэтому все по-новому, не как в Московском государстве, а как должно было быть в Российской империи.

Новое возникало не сразу. Кругом стоял лес. Не было камня, и еще не построили кирпичные заводы. А на новой земле у границ государства надо было быстро закрепиться и освоить ее. Со всей Руси великой сгоняли строителей. Приходили они не только с топором за поясом, но и с многовековой традицией возведения рубленых изб. Вот так и начали. Валили лес и строили первые деревянные дома. Так срубили дом и для Петра по соседству с Петропавловской крепостью.

Однако новые формы частной и общественной жизни меняли планировку дома. На него влияло и новое для русского человека представление о городе, и широко применяемый кирпич, давший возможность собрать под одной крышей все разнообразие функций жилого дома.

До ХVIII века в Московском государстве развитый жилой дом, вмещающий не только самого владельца, но и его челядь, представлял сложный конгломерат объемов, из коих каждый нес определенные жилые или хозяйственные функции. Сочетание таких объемов требовало пространства, и дом строился по принципу усадьбы, с большими разрывами между соседями, что диктовалось также и противопожарными мерами, так как дома были в большинстве своем деревянными.

А. Зубов. Свадьба Петра и Екатерины в Меншиковском дворце в Петербурге. Гравюра на меди. 1714

Возникновение большого количества объемов, связанных между собой переходами, объясняется тем модулем, который лежит в основе всей деревянной архитектуры, — длиной бревна. Строить дома с большой протяженностью по фасаду было невозможно без перпендикулярных связей. Поэтому дом представлял собой сочетание срубов. Классическим примером такого чрезвычайно сложного и необыкновенно живописного комплекса был знаменитый Коломенский дворец, а самым простым примером может служить обыкновенная русская изба, представляющая, по существу, два сруба со сквозным проходом между ними, образующим сени. Именно такая изба стала прообразом и для всего каменного строительства жилых домов допетровской Руси и значительно повлияла на композицию жилого дома в первой четверти ХVIII века.

Трехчастная композиция плана, перенесенная из деревянного зодчества в каменное, сохранилась, например, в провинциальных купеческих домах (дом Коробова в Калуге, датируемый 1697 годом, и более ранние дом Лапина в Пскове, дом Сапожникова в Гороховце и др.).

Хорошими образцами жилого дома самого начала ХVIII века могут служить «Домики Петра», которые строились в местах более или менее длительного его пребывания. Их несколько: под Воронежем, у строившейся на севере под Архангельском Новодвинской крепости и в Петербурге.

Предназначенные для царя, эти небольшие дома не имеют ничего общего с дворцами. Это скромные, будничные жилища, подобные тем, какие строились, вероятно, и для его рядовых сподвижников. Интересны они не только тем, что в своей планировке сохранили традиции древней избы, но и потому, что в них отразились личные вкусы Петра.

Наиболее примитивен петербургский домик Петра. Он сохранил все черты рубленной в два сруба бревенчатой избы: вход в середине фасада вводит в небольшие сени, из которых дверь направо ведет в кабинет Петра, налево — в столовую. В задней части сеней выгорожена маленькая спаленка. Сквозные сени с выходом во двор здесь просто не нужны, так как позади дома нет двора. Казалось бы, ничего нового по сравнению с избой. Но вот окна уже другие — больше в длину, чем в высоту, заполненные мелкими стеклами в свинцовых рамах, как в голландских домах; открываются они не в сторону, а нижняя створка поднимается кверху.

Интерьер домика Петра в Петербурге. Кабинет

Нетерпеливое желание видеть новое приводит к очень наивной имитации каменного дома. Бревна сруба по фасаду покрашены под кирпич суриком с тщательно прочерченными белыми швами. На коньке двухскатной крыши, крытой гонтом, две искусно вырезанные из дерева пылающие круглые бомбы и мортира.

Внутри все стены были обиты отбеленным холстом. Белые стены контрастируют с темными переплетами оконных рам, с темной фламандской мебелью. Низкие комнаты еле вмещали огромную фигуру хозяина. В углу у окна токарный станок. Посредине комнаты раздвижной стол, у стены — шкаф, кресло, выточенное руками Петра. Подзорные трубы, астролябия, а за окном просторы Невы, и первый корабль голландского купца, и флаг адмирала первого российского флота на деревянной башенке Петропавловского кронверка.

Интерьер домика Петра в Петербурге. Кабинет

Более сложный пример жилого дома начала ХVIII века — это домик Петра у Новодвинской крепости, перенесенный во второй половине ХIХ века в Архангельск, а оттуда стараниями П. Д. Барановского в Москву и здесь восстановленный под руководством Д. П. Сухова в Коломенском.

Уже в петербургском домике в сенях выгораживается небольшая спальня Петра. В новодвинском сени также не сквозные. Они превращаются в прямоугольную, самую большую по площади залу (35 м2), занимающую центральное положение, хотя все еще она несет название сеней и, собственно, выполняет их функции, так как в нее попадают прямо с крыльца. По обе стороны сеней симметрично слева кабинет Петра и чулан, справа спальня и денщицкая. По оси к сеням с задней стороны примыкает коридор и столовая, — вторая по величине (25 м2) комната в доме.

Здесь характерно выделение центрального объема, образовавшегося из старых сеней, и симметричное расположение всех помещений по сторонам этого объема.

Следует указать, что симметричное расположение объемов по обе стороны главной оси возникает уже в конце ХVII века в каменном жилом и особенно дворцовом строительстве. Попытку «упорядочить» живописную раскиданность жилого дома на участке, мы замечаем в Лефортовском дворце, построенном Дмитрием Аксамитовым в 1691 году. Тут впервые возникает главный объем, функционально оправданный тем, что в нем находится главный зал дворца — «Большая столовая палата». Кроме того, объединению различных объемов в единое композиционное целое служит наружная галерея — гульбище, проходящая по второму этажу главного фасада, а также впервые в русском зодчестве — строгое горизонтальное членение здания по этажам с выделением среднего, главного этажа размерами окон.

Недавно восстановленные А. Н. Петровым так называемые Кикины палаты, построенные в 1714—1718 годах, продолжают развитие композиции рубленого петровского дома в Коломенском. Первоначально дом Кикина был одноэтажным на полуподвале.

Интерьер Летнего дворца в Петербурге. Кухня первого этажа

На уровень пола первого этажа поднимались по двухмаршевой лестнице, образующей крыльцо. Расположение всех комнат строго симметрично по сторонам большого, во всю ширину дома, двухсветного зала, куда попадали прямо с крыльца, то есть и здесь этот зал выполнял функции сеней. Он также членил дом на две одинаковые части, повторяя в усложненном виде и в другом материале композицию двухcрубного дома. Но Кикины палаты и целый ряд других московских и петербургских домов первой четверти ХVIII века вносят и новые элементы в членение объемов. Возникают боковые ризолиты, центральная часть с крыльцом также выдвинута вперед, и, конечно, все фасады богато декорированы пилястрами, наличниками окон и фронтонами. И Кикины палаты, и средний корпус большого Петергофского дворца, и дом Ягужинского в Петербурге, и дом Гагарина в Москве, кроме плана, еще сохранили и другие черты, типичные для допетровского зодчества: это постановка дома на полуподвал, заменивший старую подклеть, и устройство наружных крылец — тоже непременной принадлежности древних московских сооружений.

Таким образом, для большинства жилых домов первой четверти ХVIII века типичен симметричный компактный план с главным внутренним объемом по оси здания. Он сложился в результате приспособления старых плановых решений к новым нуждам людей Петровской эпохи. Дом состоит из прямоугольных невысоких комнат хороших простых пропорций. Петровская эпоха еще не знает криволинейных сложных планов, так же как и анфиладного расположения залов, которое приходит только в 40—50-х годах. В декоративной обработке интерьера сохраняется ощущение тектоники отдельных его частей. А относительная скромность в применении цвета, материалов и декора делает этот период очень своеобразным и легко определяемым в стилевом отношении.

Но при всей силе традиций то новое, что вносится в это время архитекторами, художниками-монументалистами и художниками прикладного искусства, столь значительно, что русское искусство первой четверти ХVIII века оказалось началом новой эпохи художественного развития. Россия вступила на европейский путь во всех отраслях общественной деятельности и в том числе в искусстве. Но при всем национальном разнообразии мастеров, приезжавших на работы в Москву, а затем в Петербург, — здесь были и немцы, и итальянцы, и французы, и голландцы, — все же происходил естественный отбор именно тех, кто по духу и традициям был ближе всего к русским людям. Петровская эпоха характеризуется тяготением к формам северной Европы, главным образом к Голландии. Это объясняется и длительным пребыванием Петра в этой стране, и широким применением в ее строительстве кирпича, дерева и изразцов, дававших возможность проще и быстрее осваивать новые формы архитектуры и прикладного искусства. Это мы заметили уже в таком примитивном памятнике, как петербургский домик Петра, и это еще яснее видно в Летнем дворце в Летнем саду.

Его делали разные люди: и немец — архитектор Андреас Шлютер; и голландцы — художник Георг Гзель и инженер Ван-Боллиос; и французы — великолепные резчики по дереву Жан Мишель и Николя Пино; и русский зодчий Михаил Земцов, и многие другие. Но их трудом было создано очень цельное произведение, по которому мы можем судить о вкусах русских людей того времени.

Компактный небольшой объем здания оказался очень вместительным. По периметру дома несколько безразлично нанизаны комнаты разного назначения, образуя совершенно одинаковые планы первого и второго этажей.

Один из членов польского посольства, посетивший дворец в 1720 году, оставил в своих записках впечатления о его внутреннем убранстве. «Дворец внутри был весьма красиво убран различными китайскими обоями, наклеенными на холст; множество зеркал и украшений, пол мраморный».

От этого убранства сохранилось немногое. Вместо мраморных полов настланы сравнительно новые деревянные. Китайских обоев тоже нет. Стены просто побелены по штукатурке. Одна из комнат сохранила старую обивку белым холстом и деревянной панелью. В неприкосновенности дошла до нас маленькая передняя с резной деревянной перегородкой, в центре которой изумительный по рисунку и пластике плоский рельеф — изображение Минервы. Этот шедевр деревянной резьбы выполнен Николя Пино, и его формы были продиктованы узким пространством передней, не позволявшей деревянную перегородку украсить высоким рельефом или поставить здесь круглую скульптуру. Но при этом мастер сохранил богатство светотеней и пластическую точность фигуры. Это очень красивое произведение вводит посетителя в характер интерьера, где дерево как декоративный материал используется очень широко. От петровского времени дошли до нас гладкие наборной работы чудесные двери с бронзовыми шпингалетами и такими же замками в виде плоских коробочек. Судя по спальне Петра, некоторые комнаты были отделаны понизу деревянными панелями, другие — не сохранившимися сейчас голландскими изразцами с нарисованными синей краской кораблями, архитектурными пейзажами, жанровыми сценами.

Изразцы в виде панелей и больших «фигурных» печей весьма энергично участвуют в декоре петровского интерьера. В ХVII веке изразцы со сложным рельефным растительным и геометрическим орнаментом украшали главным образом фасады церквей и других зданий. В Петровскую эпоху изразец переселяется с фасада во внутрь дома. Таким образом, вторым после дерева излюбленным декоративным материалом в петровском интерьере была керамика.

Но наряду с изразцовыми печами, пришедшими еще из допетровской архитектуры, в быт входит и новое техническое устройство — камин, который позднее, особенно во второй половине ХVIII века, играет существенную роль в интерьере. В начале века небольшой по размерам и скромный по архитектуре, он еще робко вступает в комнату и обыкновенно ставится в углу.

А. Зубов. Свадьба Петра и Екатерины в Меншиковском дворце в Петербурге. Гравюра на меди. 1714. Фрагмент

Единственный камин, поставленный у стены, находится в спальне Петра. Он вместе с тем самый большой и сохранил отличные лепные панно, исполненные тем же скульптором, что и барельефы на фасаде дворца (возможно, Андреасом Шлютером).

Важнейшим новшеством в истории русского монументально-декоративного искусства было появление плафона — сюжетной аллегорической живописи, непосредственно связанной с архитектурой.

Плафоны Летнего дворца — это действительно первый в России опыт монументальной светской живописи на холсте, и он несет в себе все качества и все недостатки первой попытки. Новая светская тема приносит и новую для русской монументальной живописи технику — картину на холсте, которая затем вставляется в заранее предусмотренное архитектором место.

Плафон, возникший в связи с изобретением в эпоху Возрождения зеркального свода, в смысле декоративном ставит задачу создания иллюзорного пространства, которое бы расширило внутреннее замкнутое пространство. В Летнем дворце этого еще нет.

Руководителем всех живописных работ по дворцу и автором большинства плафонов был голландский художник Георг Гзель, приглашенный Петром в 1717 году для работы в Петербурге. Он был неплохим колористом, выполнил свои плафоны на золотисто-охристом грунте, который хорошо по цвету гармонировал с темной фламандской мебелью и такого же цвета дверьми и оконными рамами. Но Гзель писал свои плафоны как картины, то есть без ракурса фигур, необходимого для рассмотрения их снизу, и без пространственной глубины. Его плафоны плоски и фигуры тяжеловесны, они очень земные, по-фламандски телесные. По форме все семь плафонов Летнего дворца различны — круглые, овальные, прямоугольные. Но независимо от их живописных качеств, они еще по существу своему не являются плафонами, так как не выполняют своей основной функции — создания иллюзорного пространства. И это характерно вообще для петровского интерьера. Будет ли это Большой зал Монплезира, где работали блестящие мастера росписи, или зал заседаний коллегий в доме двенадцати коллегий — всюду плафон трактуется как картина, вставленная в потолок, а не как произведение монументальной живописи, дополняющее или даже развивающее архитектуру внутреннего пространства.

Таким образом, на примере Летнего дворца мы рассмотрели три основных компонента богатого городского интерьера — дерево, изразцы и живопись. К этому следует добавить еще китайские бумажные обои, наклеиваемые на холст, и мраморные полы. Ни то ни другое до нас не дошло. Но здесь можно прибегнуть к аналогиям. В Купольном зале Монплезира сохранился мраморный пол в черную и белую шашку большими квадрами, характерный для голландского интерьера, к которому тяготел Петр. Учитывая, что в Монплезире, как и в Летнем дворце, применялись деревянные панели, можно думать, что расцветка мраморных полов в Летнем дворце была такая же, как и там. Косвенно на это указывает черный мраморный наличник, сохранившийся у одной из дверей Летнего дворца.

Что касается китайских обоев, то они покрывались очень блеклым цветочным или геометрическим орнаментом.

Одна из комнат верхнего этажа, отведенного под апартаменты Екатерины I, наиболее полно сохранила свою подлинную декорацию и любопытна в том отношении, что, так же как и интерьеры Монплезира, несет в себе зачатки развитого барокко середины века.

Это лучшая во дворце, так называемая Зеленая комната, бывшая кабинетом Екатерины.

Все стены здесь отделаны орехом, и во внутренних своих частях имеют встроенные шкафы, закрывающиеся двухстворчатыми дверями.

Живописные вставки, десюдепорты, плафон, полихромная раскраска стен и членение их пилястрами — все эти формы необыкновенно пышно расцветут в середине века в творчестве мастеров развитого барокко. Здесь, в Летнем дворце, они еще делают только скромную заявку на право своего существования, и в этом их прелесть.

И, наконец, мебель, обстановка обихода, которая, собственно, и очеловечивает любой хорошо сохранившийся интерьер. Восстановить ее трудно, ибо собственно мебели, «приписанной» к той или другой комнате, осталось очень немного: два-три шкафа, несколько зеркал, в том числе одно в раме, резьба которой собственноручно выполнена Петром. Но, прибегая к аналогиям, мы можем восстановить и меблировку петровского интерьера.

Новшеством в русском обиходе явились шкафы, которые в ХVII веке употреблялись очень редко. Поэтому естественно, что первые шкафы ХVIII века для белья, платья, книг, обуви и прочего были иностранного происхождения, главным образом голландские. Два подлинных таких шкафа сохранились в комнатах Летнего дворца. Это очень массивные, больше в ширину, чем в высоту, дубовые шкафы, на ножках в виде точеных, как бы несколько сплющенных под тяжестью шаров. Фасад разбит на две части тремя пилястрами, густо заполненными резным орнаментом. Они поддерживают сильно нависающий раскрепованный карниз с картушем в центре. Эти шкафы были, очевидно, широко распространены. Подобные им мы можем увидеть в петербургском домике Петра и в экспозиции Петровской галереи Государственного Эрмитажа.

Потолок в Лефортовском дворца в Москве. Фрагмент гравюры А. Схонебека. 1721

Основными поставщиками мебели в Россию в первой четверти ХVIII века были английские и голландские фирмы, и среди них занимала первое место знаменитая английская мебельная мастерская Томаса I Чиппендель (1689—1733). Стулья, кресла и диваны «чиппендель» в подлиннике и в очень своеобразной русской интерпретации, собственно, и создали петровский стиль мебели, отличавшийся от мебели конца ХVII века большой деловитостью и строгостью формы. Подлинные английские стулья этой эпохи имели очень широкую лицевую часть, суживающуюся к спинке. Спинка резная ажурная, в виде переплетающихся, красиво изогнутых полосок. Она непосредственно переходит в задние ножки, тогда как передние ножки широко расставлены и в верхней своей части выступают вперед. Главным стилистическим отличием являлось завершение передних ножек стула в виде сильных звериных лап, зажавших сплющенный шар. Русская интерпретация «чиппендель» заключалась в придании мебели еще большей строгости и простоты. Задняя доска делалась глухой, но более изогнутой по фигуре. Передняя цанга не была прямой, а несколько волнистой. По своему характеру английская и русская мебель стремилась к приданию устойчивости и монументальности сидящей фигуре. Широко употребляются и диваны, неизвестные в допетровской Руси. Они повторяют формы стульев, но имеют главным образом глухие спинки. Стулья и диваны обивались тисненой кожей с цветным орнаментом, реже шелком.

Прекрасным образцом мебели первой четверти ХVIII века является так называемое адмиралтейское кресло Петра, которое сохранило наиболее выразительные формы русской транскрипции английского «чиппенделя».

Картина будет неполной, если не упомянуть о произведениях живописи, входивших с легкой руки Петра в моду у богатых людей того времени. Это главным образом работы голландской школы — морские пейзажи, бытовые сцены, натюрморты. В Летнем дворце они были, по свидетельству современника, развешены. в так называемой передней, примыкавшей к кабинету Петра. Картины были и в Меншиковском дворце, в доме графа Шереметева на Фонтанке и в других. В темных рамах эта живопись хорошо гармонировала с окружающей массивной и относительно простой обстановкой.

Когда-то, лет тридцать назад, пишущий эти строки-в ясный солнечный день поднялся по лестнице во второй этаж Летнего дворца. В зеленом кабинете створка одного из шкафов была полуоткрыта и на полках стояли стеклянные петровские штофы с выгравированным гербом Российской Империи. Один из них был закрыт притертой пробкой. Я открыл его, и по комнате разнесся запах старой тминной водки. И, как часто это бывает, пустяшный случай вдруг помог представить себе ясно эту комнату, заполненную людьми, для которых она сооружалась. На широких «чиппенделях» восседали дамы в непривычных для русских. женщин платьях, густо припудренные и насурмленные. Горели свечи в старых шандалах, и дамы неумело друг перед дружкой изощрялись в «политесе».

Зимних ассамблей и приемов послов здесь не устраивали. Для этого использовался более обширный Меншиковский дворец.

Летний дворец по внешности был скромным домом скорее богатого горожанина, чем царя. Именно поэтому мы и взяли его в качестве примера неисключительного, а обслуживающего относительно широкие круги населения русского жилого интерьера.

К сожалению, не сохранилось ни одного интерьера рядового дома той эпохи.

Петр I, озабоченный скорейшей застройкой столицы, утвердил типовые дома для различных слоев населения по проектам архитектора Доменико Трезини. В период с 1711 по 1716 годы в Петербурге их было построено свыше четырех тысяч. Эти дома различались и величиной отводимого для них участка, и этажностью. Дом для «подлых» был одноэтажный, длиной по фасаду в 5,5 сажени. Через дверь с тамбуром попадали в кухню, имевшую также выход во двор. Направо от тамбура, который здесь заменял старые сени, — две жилые комнаты.

Интерьер Летнего дворца в Петербурге. Зеленый кабинет

Дом для зажиточных отличался большей протяженностью по фасаду и большим количеством комнат. «Именитые» люди свои дома возводили главным образом на Васильевском острове, по мысли Петра, — центральном районе столицы. Они были уже в два этажа «на погребах», с мезонином и двумя входами. Летний дворец в Летнем саду, собственно, и дает представление о таком типе дома.

Что же нового внесла в интерьер, в обиход русского человека Петровская эпоха? Она раньше всего принесла свободу общения. В общественную жизнь включаются женщины. Они становятся непременными участниками всех празднеств, ассамблей и дворцовых приемов. Это в свою очередь повлияло на манеру держаться и обстановку. Повседневной принадлежностью мужского и женского обихода становится зеркало, в допетровской Руси запрещенное домостроевскими правилами быта. Комнаты становятся выше и благодаря большим окнам светлее. Ассамблеи и приемы сопровождались танцами. И в первой паре контрданса нередко выступал сам Петр. Все это требовало создания больших залов, которые уже нельзя было перекрыть кирпичным сводом. И в первой четверти ХVIII века в каменную архитектуру входит плоский потолок, придавший совсем другой характер русскому интерьеру. Архитектура, расположение комнат, их убранство — все говорит о своеобразной, в условиях русского абсолютизма; демократизации быта и о приходе к общественной и государственной жизни новых, передовых людей эпохи. Это определило и особый стилевой характер интерьера начала века. В противовес пышному узорочью, декоративизму «нарышкинского стиля» приходит почти спартанская простота, скупость в отборе декоративных приемов и материалов. Правда, Петр в конце жизни мечтает о пышном обрамлении придворного быта и даже начинает создавать свой Версаль в Петергофе. Но не это типично для петровского интерьера, отмеченного простотой и добротностью убранства. А линия, наметившаяся в дворцовом строительстве первых 25 лет ХVIII века, в дальнейшем получает свое великолепное развитие в творчестве мастеров середины века, что является темой следующего очерка.

***

Станислав Земцов — архитектор, искусствовед, историк архитектуры. Публикуется по журналу «Декоративное искусство СССР», № 5 за 1965 год.

***

Больше про книги и интересные находки вы найдете в telegram-канале «Электронекрасовка» (@electronekrasovka) и в нашем паблике «ВКонтакте». Подписывайтесь!