ПРЕДИСЛОВИЕ.
«Соперничество» Петербурга и Москвы—в области государственной, политической и общественной жизни нашей страны—сыздавна составляло одну из любопытнейших черт нашей истории. Еще раскол, гонимый жесточайшим образом при Петре, смотрел на Петербург как на символ всего враждебного «исконно-русскому». Царская Москва тоже не щадила раскол,—и все же в ней он находил свою защиту, ты
сячу лазеек, явных и тайных покровителей, спасавших его от жестокостей преследований петербургских чиновников.
И неудивительно : Петербург стоял наотлете,—и в периоды после-петровской реакции он представлял собою для царского правительства по что иное, как сторожевую вышку, с ко
торой можно было наблюдать за движением крамолы по всей огромной стране, вырывать и выжигать с корнем ее ростки. До начала XIX столетия и до первой основательной встряски,
которую получило самодержавие от своих вчерашних слуг— восставших офицеров—декабристов, Петербург оставался ненавистным символом всего враждебного народу и делу народного освобождения,—развращенным, жестокнм, высокомерным и бездушным «начальством» всей России. Вот по
чему с такой безграничной злобой и ненавистью первые жертвы бездушных петербургских бюрократов предсказывали : «Быть Петербургу пусту!» и призывали все египетские казни на его голову.
Как этот город самодовольного и сытого чиновничества противопоставлялся всей остальной стране, можно в и петь и;< іпсаний одного из первых начальниковъ
«Соперничество» Петербурга и Москвы—в области государственной, политической и общественной жизни нашей страны—сыздавна составляло одну из любопытнейших черт нашей истории. Еще раскол, гонимый жесточайшим образом при Петре, смотрел на Петербург как на символ всего враждебного «исконно-русскому». Царская Москва тоже не щадила раскол,—и все же в ней он находил свою защиту, ты
сячу лазеек, явных и тайных покровителей, спасавших его от жестокостей преследований петербургских чиновников.
И неудивительно : Петербург стоял наотлете,—и в периоды после-петровской реакции он представлял собою для царского правительства по что иное, как сторожевую вышку, с ко
торой можно было наблюдать за движением крамолы по всей огромной стране, вырывать и выжигать с корнем ее ростки. До начала XIX столетия и до первой основательной встряски,
которую получило самодержавие от своих вчерашних слуг— восставших офицеров—декабристов, Петербург оставался ненавистным символом всего враждебного народу и делу народного освобождения,—развращенным, жестокнм, высокомерным и бездушным «начальством» всей России. Вот по
чему с такой безграничной злобой и ненавистью первые жертвы бездушных петербургских бюрократов предсказывали : «Быть Петербургу пусту!» и призывали все египетские казни на его голову.
Как этот город самодовольного и сытого чиновничества противопоставлялся всей остальной стране, можно в и петь и;< іпсаний одного из первых начальниковъ