епиративные кружки (от петрашевцев до «Народной Воли») и вооруженной рукой террористов наносятся первые ошеломляющие удары самодержавию. Еще до возникновения широкого пролетарского движения в Петербурге, до первых фа
бричных кружков и полустихийных забастовок,—даже революционные течения, зарождающиеся в интеллигентской среде, черпают свою живую опору в соприкосновении с представителями тогдашнего рабочего авангарда.
Неудивительно поэтому, что только рост промышленности Центрального района постепенно возвращает Москве ее исключительную роль в революционном движении России. Москва — фрондерствующая, либеральничающая чисто, по-бар
ски, щедрая на красивые жесты и скупая на революционные дела, постепенно превращается в огромнейшую революционную базу, где первое слово начинает принадлежать пролета
риату. Интеллигентски-либеральная Москва, однако, сдает свои позиции довольно медленно. То значение, о котором мы только что говорили, Москва приобретает лишь к 90-м годам, а свое решительное слово московский пролетариат сказал лишь на баррикадах 1905 г., с этого момента взяв безраздельно в свои мускулистые руки судьбы революции. Петербург
ский пролетариат стал гегемоном революционного движения одним-полутора десятилетиями раньше. Правда, в январе 1905 г. его авангард не смог еще удержать менее сознатель
ные слои от «гапониады», но уже к тому времени силы его созрели в подполье для активной борьбы. 1905 г.—начало планомерного сотрудничества революционно-пролетарских сил обеих столиц. Отныне не может быть уже и речи о «соперничестве», о борьбе «традиций» и т. п. Обе столицы становятся мощными центрами, притягивающими к себе все рево
люционные силы страны. Но к Москве, в силу ее географически-экономического значения, попрежнему продолжает больше тяготеть крестьянская Россия.
В период 1905—17 г.г. москвичи вписывают массу революционных страниц, ярко выделяющихся на мрачном фоне столыпинско-протопоповской реакции.
бричных кружков и полустихийных забастовок,—даже революционные течения, зарождающиеся в интеллигентской среде, черпают свою живую опору в соприкосновении с представителями тогдашнего рабочего авангарда.
Неудивительно поэтому, что только рост промышленности Центрального района постепенно возвращает Москве ее исключительную роль в революционном движении России. Москва — фрондерствующая, либеральничающая чисто, по-бар
ски, щедрая на красивые жесты и скупая на революционные дела, постепенно превращается в огромнейшую революционную базу, где первое слово начинает принадлежать пролета
риату. Интеллигентски-либеральная Москва, однако, сдает свои позиции довольно медленно. То значение, о котором мы только что говорили, Москва приобретает лишь к 90-м годам, а свое решительное слово московский пролетариат сказал лишь на баррикадах 1905 г., с этого момента взяв безраздельно в свои мускулистые руки судьбы революции. Петербург
ский пролетариат стал гегемоном революционного движения одним-полутора десятилетиями раньше. Правда, в январе 1905 г. его авангард не смог еще удержать менее сознатель
ные слои от «гапониады», но уже к тому времени силы его созрели в подполье для активной борьбы. 1905 г.—начало планомерного сотрудничества революционно-пролетарских сил обеих столиц. Отныне не может быть уже и речи о «соперничестве», о борьбе «традиций» и т. п. Обе столицы становятся мощными центрами, притягивающими к себе все рево
люционные силы страны. Но к Москве, в силу ее географически-экономического значения, попрежнему продолжает больше тяготеть крестьянская Россия.
В период 1905—17 г.г. москвичи вписывают массу революционных страниц, ярко выделяющихся на мрачном фоне столыпинско-протопоповской реакции.