они ограничены предѣлами эпохи, націи, класса. Подъ самые широкіе изъ нихъ подводится сравнительно небольшой кругъ явленій. Толстой—не Шекспиръ, котораго онъ не понимаетъ и не цѣнитъ, и тѣ труд
ности, съ которыми сопряжено истолкованіе Шекспировскихъ типовъ, объемлющихъ—каждый—огромную и разнообразную массу явленій, не тормозятъ работу изслѣдователя или критика произведены Толстого. Творчество великаго писателя земли русской по преи
муществу интенсивно: оно идетъ не въ ширь всеобъ
емлющаго художественнаго захвата, а въ глубь психологическаго анализа и бытового реализма,—и вся задача изслѣдователя сводится въ данномъ случаѣ, т. е. въ дѣлѣ оцѣнки положительныхъ результатовъ художественной работы Толстого, къ «измѣренію(если можно такъ выразиться) не художественной ши
роты, а художественной глубины, къ выясненію пріемовъ, характера, силы и мірового значенія Толстого-—
какъ художника-психолога и реалиста. Въ мѣру нашихъ силъ и разумѣнія мы и постараемся сдѣлать это на нижеслѣдующихъ страницахъ.
Другая половина задачи, оцѣнка деятельности Толстого, какъ религіознаго мыслителя и моралиста, также не представляетъ болыпихъ трудностей...
На первый взглядъ можетъ показаться, что Толстой—религіозный проповѣдникъ, реформаторъ и моралистъ совершенно противуположенъ Толстому-ху
дожнику: послѣдній ограничиваетъ свою творческую деятельность сравнительно узкими предѣлами эпохи,
націи, класса, быта,—первый, напротивъ, замыслилъ грандіозное предпріятіе, претендующее на міровое значеніе. Съ одной стороны мы имѣемъ «микроскопическое» изслѣдованіе психологіи русскаго мужичка Каратаева, кунктаторства и русской подоплеки Кутузова,.
ности, съ которыми сопряжено истолкованіе Шекспировскихъ типовъ, объемлющихъ—каждый—огромную и разнообразную массу явленій, не тормозятъ работу изслѣдователя или критика произведены Толстого. Творчество великаго писателя земли русской по преи
муществу интенсивно: оно идетъ не въ ширь всеобъ
емлющаго художественнаго захвата, а въ глубь психологическаго анализа и бытового реализма,—и вся задача изслѣдователя сводится въ данномъ случаѣ, т. е. въ дѣлѣ оцѣнки положительныхъ результатовъ художественной работы Толстого, къ «измѣренію(если можно такъ выразиться) не художественной ши
роты, а художественной глубины, къ выясненію пріемовъ, характера, силы и мірового значенія Толстого-—
какъ художника-психолога и реалиста. Въ мѣру нашихъ силъ и разумѣнія мы и постараемся сдѣлать это на нижеслѣдующихъ страницахъ.
Другая половина задачи, оцѣнка деятельности Толстого, какъ религіознаго мыслителя и моралиста, также не представляетъ болыпихъ трудностей...
На первый взглядъ можетъ показаться, что Толстой—религіозный проповѣдникъ, реформаторъ и моралистъ совершенно противуположенъ Толстому-ху
дожнику: послѣдній ограничиваетъ свою творческую деятельность сравнительно узкими предѣлами эпохи,
націи, класса, быта,—первый, напротивъ, замыслилъ грандіозное предпріятіе, претендующее на міровое значеніе. Съ одной стороны мы имѣемъ «микроскопическое» изслѣдованіе психологіи русскаго мужичка Каратаева, кунктаторства и русской подоплеки Кутузова,.