Мы совсем не случайно начали 1934 год выпуском «Двенадцатой ночи» Шекспира, заново переработанного и получившего свое новое звучание как в плане раскрытия социаль
ного смысла пьесы, так н в отношении качества актерского исполнения. Выбор
именно этой комедии Шекспира был . не случаен, потому что мы внутри те
атра ощутили настоятельную и требо
вательную необходимость создания спектакля комедийного характера — такого спектакля, в котором должна мажорно прозвучать жизнерадостность.
Вместе с нашей страной мы хотим полнокровия, полнозвучия, мы хотим высокой радости искусства. «Двенадца
тая ночь», как нельзя лучше выражает это наше устремление. Мы продолжаем наши поиски и в мировой и в русской классической литературе, которые могли бы нам дать еще не мало про
изведений такой тональности. Одной из счастливых находок в этой области является «И с п а н с к и й с ів я щ е я ін и ік» — коме
дия Дж. Флетчера в переводе М. Л. Лозинского. Это никогда еще не игранная в русском театре пьеса, чрезвычайно увлекла театр своим мажорным звучанием, своей солнечностью. Эта коме
дия, в которой громкий и радостный смех переходит в высокую романтическую патетику. И именно потому, что мы идем по путям, приближающим нас к раскрытию социалистического реализма в театре, этот романтический взлет нам особенно дорог. Социалистический реализм принимает звучание романтики, а роман
тика выражает одну из самых важных черт в художественном лице и в творческом направлении нашего театра.
Комедийную линию репертуара МХТ-2 продолжают и три пьесы советских драматургов — Ив. Кочерги — «Ч а с о в щ и к и куриц а», С. Амаглобели — «X орошая ж и з н ь» и К. Финна — «С в и д а н и е».
В пьесе Кочерги философская проблема времени каждой эпохой воспринимаемого в ином социальном звучании, развернута
ного смысла пьесы, так н в отношении качества актерского исполнения. Выбор
именно этой комедии Шекспира был . не случаен, потому что мы внутри те
атра ощутили настоятельную и требо
вательную необходимость создания спектакля комедийного характера — такого спектакля, в котором должна мажорно прозвучать жизнерадостность.
Вместе с нашей страной мы хотим полнокровия, полнозвучия, мы хотим высокой радости искусства. «Двенадца
тая ночь», как нельзя лучше выражает это наше устремление. Мы продолжаем наши поиски и в мировой и в русской классической литературе, которые могли бы нам дать еще не мало про
изведений такой тональности. Одной из счастливых находок в этой области является «И с п а н с к и й с ів я щ е я ін и ік» — коме
дия Дж. Флетчера в переводе М. Л. Лозинского. Это никогда еще не игранная в русском театре пьеса, чрезвычайно увлекла театр своим мажорным звучанием, своей солнечностью. Эта коме
дия, в которой громкий и радостный смех переходит в высокую романтическую патетику. И именно потому, что мы идем по путям, приближающим нас к раскрытию социалистического реализма в театре, этот романтический взлет нам особенно дорог. Социалистический реализм принимает звучание романтики, а роман
тика выражает одну из самых важных черт в художественном лице и в творческом направлении нашего театра.
Комедийную линию репертуара МХТ-2 продолжают и три пьесы советских драматургов — Ив. Кочерги — «Ч а с о в щ и к и куриц а», С. Амаглобели — «X орошая ж и з н ь» и К. Финна — «С в и д а н и е».
В пьесе Кочерги философская проблема времени каждой эпохой воспринимаемого в ином социальном звучании, развернута