— Слушаю-сь! А этихъ тоже прикажете пускать? — Какихъ «этихъ»?
— Тѣхъ, которые, стало быть, по части обличительной?
Широковзглядовъ улыбнулся снисходительно и мягко.
— Пускай и этихъ! Теперь и они могутъ придти къ намъ и посмотрѣть на наши труды!..
И словно 19-ти лѣтній юноша, онъ быстро поднялся въ свой кабинетъ.
Секретарь комитета, подающій надежды чиновникъ Сплетниковъ, съ портфелемъ стоялъ у дверей.
— А, юноша—привѣтствовалъ его Широковзглядовъ.—Ждете меня? Ну? волнуетесь ужасно? да? что скажутъ? какъ примутъ наше творенье? Ничего, ничего... Мы имъ покажемъ!..
Широковзглядовъ и Сплетниковъ вошли въ кабинетъ.
— Садитесь... Мы должны съ вами еще разъ проштудировать проектъ раньше, чѣмъ онъ ста
нетъ общимъ достояніемъ!—сказалъ Широковзглядовъ и сѣлъ на кресло.
Сплетниковъ вынулъ изъ портфеля толстое дѣло въ синей обложкѣ, положилъ на него обѣ руки и трепетно произнесъ.
— Ваше превосходительство! Черезъ какойнибудь часъ все будетъ кончено. Возврата нѣтъ. А потому я считаю своимъ священнымъ и служебнымъ долгомъ отмѣтить нѣкоторое явленіе...
Въ голосѣ Сплетникова зазвучало безпокойство. Широковзглядовъ посмотрѣлъ на чиновника и поблѣднѣлъ.
— Въ чемъ дѣло?—спросилъ онъ.
— Мнѣ очень грустно, но я считаю служебный долгъ выше всякихъ другихъ обя
занностей. Мнѣ стыдно, мнѣ можно сказать, страшно, что всякія благія начинанія, всѣ благодѣтельныя реформы встрѣчаютъ себѣ противни
ковъ и критиковъ не только до обнародованія ихъ, не только до опубликованія, но даже среди тѣхъ, кои должны по службѣ приходить въ соотвѣтствующій восторгъ...
— Я ничего не понимаю!
— Я полагаю, ваше превосходительство, что такіе люди создаютъ ранѣе времени опредѣленный взглядъ на предстоящія реформы, что такіе
дѣятели сѣютъ недовѣріе къ властямъ и колеблятъ самую силу будущаго, хотя и не опубликованнаго закона, что они растлеваютъ человѣче
ское общежитіе и подрываютъ авторитетъ власти. Я долженъ сказать, что чиновникъ ввѣреннаго вашему превосходительству управленія, небезызвѣстный своими склонностями къ оппози
ціи, фамилію коего я не рѣшаюсь по чувству товарищества произнести, сей чиновникъ...
— Подождите! — прервалъ его Широковзглядовъ и нажалъ кнопку электрическаго звонка. Въ дверяхъ появился курьеръ.
— Скажи господину Законникову, чтобы онъ написалъ представленіе объ увольненіи чиновника Неспокойнаго! — Слушаю-сь!
— Продолжайте! — проговорилъ Широковзглядовъ, обращаясь къ Сплетникову.
— Сей чиновникъ, ваше превосходительство,— продолжалъ Сплетниковъ пониженнымъ тономъ,— вчера въ присутствіи многочисленныхъ сотова
рищей и подчиненныхъ позволилъ себѣ назвать нашъ проектъ «бюрократической чепухой» и другими соотвѣтствующими наименованіями. Я полагалъ, что такое отношеніе не мыслимо по отношенію къ предначертаніямъ, а посему, сдѣ
лавъ указанія господину Неспокойному, счелъ-за благо довести о семъ до свѣдѣнія вашего превосходительства!
Сплетниковъ вздохнулъ и скромно опустилъ глаза.
— Другъ мой! — съ волненіемъ прошепталъ Широковзглядовъ. — Я васъ уважаю... сильно, искренно, сильнѣе, чѣмъ... многихъ другихъ! И
не стѣсняйтесь! Я понимаю, что говорить про
товарища—тяжело, трудно, но интересы службы, интересы власти—выше всего. И я уважаю васъ. Вы поступили, какъ повелѣваетъ долгъ всякаго. Ну? итакъ перейдемте къ чтенію!
— Ваше превосходительство желаетъ все подвергнуть чтенію?
— Это васъ утомитъ. Написано великолѣпно, прямо-таки геніально, и я съ удовольствіемъ про
чту проектъ весь цѣликомъ на свободѣ. Теперь же ограничтесь чтеніемъ самаго важнаго: вступленія и заключенія... Это такъ отлично!
— Слушаюсь-сь!—отвѣтилъ Сплетниковъ и раскрылъ дѣло.
Широковзглядовъ слушалъ и думалъ:
«Какъ онъ пишетъ! Боже, какъ онъ пишетъ! Передовикъ и все тутъ».
Сплетниковъ читалъ медленно, внушительно и
авторитетно.
— Тѣхъ, которые, стало быть, по части обличительной?
Широковзглядовъ улыбнулся снисходительно и мягко.
— Пускай и этихъ! Теперь и они могутъ придти къ намъ и посмотрѣть на наши труды!..
И словно 19-ти лѣтній юноша, онъ быстро поднялся въ свой кабинетъ.
Секретарь комитета, подающій надежды чиновникъ Сплетниковъ, съ портфелемъ стоялъ у дверей.
— А, юноша—привѣтствовалъ его Широковзглядовъ.—Ждете меня? Ну? волнуетесь ужасно? да? что скажутъ? какъ примутъ наше творенье? Ничего, ничего... Мы имъ покажемъ!..
Широковзглядовъ и Сплетниковъ вошли въ кабинетъ.
— Садитесь... Мы должны съ вами еще разъ проштудировать проектъ раньше, чѣмъ онъ ста
нетъ общимъ достояніемъ!—сказалъ Широковзглядовъ и сѣлъ на кресло.
Сплетниковъ вынулъ изъ портфеля толстое дѣло въ синей обложкѣ, положилъ на него обѣ руки и трепетно произнесъ.
— Ваше превосходительство! Черезъ какойнибудь часъ все будетъ кончено. Возврата нѣтъ. А потому я считаю своимъ священнымъ и служебнымъ долгомъ отмѣтить нѣкоторое явленіе...
Въ голосѣ Сплетникова зазвучало безпокойство. Широковзглядовъ посмотрѣлъ на чиновника и поблѣднѣлъ.
— Въ чемъ дѣло?—спросилъ онъ.
— Мнѣ очень грустно, но я считаю служебный долгъ выше всякихъ другихъ обя
занностей. Мнѣ стыдно, мнѣ можно сказать, страшно, что всякія благія начинанія, всѣ благодѣтельныя реформы встрѣчаютъ себѣ противни
ковъ и критиковъ не только до обнародованія ихъ, не только до опубликованія, но даже среди тѣхъ, кои должны по службѣ приходить въ соотвѣтствующій восторгъ...
— Я ничего не понимаю!
— Я полагаю, ваше превосходительство, что такіе люди создаютъ ранѣе времени опредѣленный взглядъ на предстоящія реформы, что такіе
дѣятели сѣютъ недовѣріе къ властямъ и колеблятъ самую силу будущаго, хотя и не опубликованнаго закона, что они растлеваютъ человѣче
ское общежитіе и подрываютъ авторитетъ власти. Я долженъ сказать, что чиновникъ ввѣреннаго вашему превосходительству управленія, небезызвѣстный своими склонностями къ оппози
ціи, фамилію коего я не рѣшаюсь по чувству товарищества произнести, сей чиновникъ...
— Подождите! — прервалъ его Широковзглядовъ и нажалъ кнопку электрическаго звонка. Въ дверяхъ появился курьеръ.
— Скажи господину Законникову, чтобы онъ написалъ представленіе объ увольненіи чиновника Неспокойнаго! — Слушаю-сь!
— Продолжайте! — проговорилъ Широковзглядовъ, обращаясь къ Сплетникову.
— Сей чиновникъ, ваше превосходительство,— продолжалъ Сплетниковъ пониженнымъ тономъ,— вчера въ присутствіи многочисленныхъ сотова
рищей и подчиненныхъ позволилъ себѣ назвать нашъ проектъ «бюрократической чепухой» и другими соотвѣтствующими наименованіями. Я полагалъ, что такое отношеніе не мыслимо по отношенію къ предначертаніямъ, а посему, сдѣ
лавъ указанія господину Неспокойному, счелъ-за благо довести о семъ до свѣдѣнія вашего превосходительства!
Сплетниковъ вздохнулъ и скромно опустилъ глаза.
— Другъ мой! — съ волненіемъ прошепталъ Широковзглядовъ. — Я васъ уважаю... сильно, искренно, сильнѣе, чѣмъ... многихъ другихъ! И
не стѣсняйтесь! Я понимаю, что говорить про
товарища—тяжело, трудно, но интересы службы, интересы власти—выше всего. И я уважаю васъ. Вы поступили, какъ повелѣваетъ долгъ всякаго. Ну? итакъ перейдемте къ чтенію!
— Ваше превосходительство желаетъ все подвергнуть чтенію?
— Это васъ утомитъ. Написано великолѣпно, прямо-таки геніально, и я съ удовольствіемъ про
чту проектъ весь цѣликомъ на свободѣ. Теперь же ограничтесь чтеніемъ самаго важнаго: вступленія и заключенія... Это такъ отлично!
— Слушаюсь-сь!—отвѣтилъ Сплетниковъ и раскрылъ дѣло.
Широковзглядовъ слушалъ и думалъ:
«Какъ онъ пишетъ! Боже, какъ онъ пишетъ! Передовикъ и все тутъ».
Сплетниковъ читалъ медленно, внушительно и
авторитетно.