Утро скоро! Ты будешь жить!
— Жить, жить... Поздно! И горько мнѣ сознавать, что взойдетъ заря, освѣтитъ васъ, счастливыхъ и здоровыхъ... И я не увижу ничего... Да былъ ли когда день? не тянется ли ночь безъ конца? Быть можетъ, и зари не будетъ?
— Не знаю!
— Постой! Посмотри мнѣ въ глаза! Скажи прямо и не жалѣй меня: будетъ заря или нѣтъ? Говори... не жалѣй!
— Будетъ! Скоро будетъ! Ее увидятъ живые и сильные! Заря придетъ... Она
близка... Она ужъ тутъ, въ окнѣ... Она зоветъ насъ. Я иду къ ней навстрѣчу... Заря... заря!... Пойдемъ же!
Больной ничего не отвѣчалъ. И его стеклянные глаза были обращены къ стѣнѣ.
л-въ,
ДОМАШНЕЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО
Ивана Петровича Травкина вызвали въ пріемную. Курьеръ сказалъ небрежно:
Васъ зовутъ!
И ушелъ. А въ душѣ Ивана Петровича поднялась цѣлая буря.
Онъ не понималъ, кто и зачѣмъ его можетъ звать и по какому поводу. Онъ былъ всего-на
всего помощникомъ столоначальника, по закону не имѣлъ права давать никакихъ справокъ, дѣлъ у него ни съ кѣмъ не было. Поэтому понятно волненіе, которое охватило его.
Вѣроятно, недоразумѣніе! - подумалъ онъ.— Ошибка это... Кому я нуженъ?
Однако, онъ положилъ перо и вышелъ въ пріемную.
Не прошло пяти минутъ, какъ онъ вернулся на свое мѣсто.
Травкинъ былъ взволнованъ, подавленъ. Его короткая подстриженная борода растрепалась, глаза смущенно бѣгали по сторонамъ.
Онъ сѣлъ за столъ, взялъ перо. Но оно само вывалилось изъ рукъ и покатилось по столу.
Травкинъ ничего не замѣчалъ
Иванъ Петровичъ, перо вы уронили! — сказалъ ему кто-то рядомъ.
Но Травкинъ не разслышалъ обращенныхъ къ нему словъ и продолжалъ растерянно смотрѣть и даже улыбаться.
И эта улыбка была улыбкой затравленнаго звѣря.
Потомъ Травкинъ поглядѣлъ туда, гдѣ обыкновенно сидѣлъ столоначальникъ, но тамъ его не было. Не было и начальника отдѣленія, такъ какъ сегодня въ комитетѣ разсматривался какой-то сложный вопросъ и всѣ болѣе или менѣе выдающіеся чиновники присутствовали при докладѣ.
Иванъ Петровичъ поднялся съ мѣста и направился къ пріемной, но тамъ уже никого не было, и онъ вернулся къ столу.
Что съ вами, Иванъ Петровичъ? Не больныли вы? — спросили его.
Да, да... Какъ же... Именно вотъ! пробормоталъ онъ. — Непремѣнно надо сдѣлать...
Чиновники переглянулись, и въ комнатѣ ясно послышалось:
Выпилъ нашъ Травкинъ! Съ похмѣлья онъ...
— Жить, жить... Поздно! И горько мнѣ сознавать, что взойдетъ заря, освѣтитъ васъ, счастливыхъ и здоровыхъ... И я не увижу ничего... Да былъ ли когда день? не тянется ли ночь безъ конца? Быть можетъ, и зари не будетъ?
— Не знаю!
— Постой! Посмотри мнѣ въ глаза! Скажи прямо и не жалѣй меня: будетъ заря или нѣтъ? Говори... не жалѣй!
— Будетъ! Скоро будетъ! Ее увидятъ живые и сильные! Заря придетъ... Она
близка... Она ужъ тутъ, въ окнѣ... Она зоветъ насъ. Я иду къ ней навстрѣчу... Заря... заря!... Пойдемъ же!
Больной ничего не отвѣчалъ. И его стеклянные глаза были обращены къ стѣнѣ.
л-въ,
ДОМАШНЕЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО
Ивана Петровича Травкина вызвали въ пріемную. Курьеръ сказалъ небрежно:
Васъ зовутъ!
И ушелъ. А въ душѣ Ивана Петровича поднялась цѣлая буря.
Онъ не понималъ, кто и зачѣмъ его можетъ звать и по какому поводу. Онъ былъ всего-на
всего помощникомъ столоначальника, по закону не имѣлъ права давать никакихъ справокъ, дѣлъ у него ни съ кѣмъ не было. Поэтому понятно волненіе, которое охватило его.
Вѣроятно, недоразумѣніе! - подумалъ онъ.— Ошибка это... Кому я нуженъ?
Однако, онъ положилъ перо и вышелъ въ пріемную.
Не прошло пяти минутъ, какъ онъ вернулся на свое мѣсто.
Травкинъ былъ взволнованъ, подавленъ. Его короткая подстриженная борода растрепалась, глаза смущенно бѣгали по сторонамъ.
Онъ сѣлъ за столъ, взялъ перо. Но оно само вывалилось изъ рукъ и покатилось по столу.
Травкинъ ничего не замѣчалъ
Иванъ Петровичъ, перо вы уронили! — сказалъ ему кто-то рядомъ.
Но Травкинъ не разслышалъ обращенныхъ къ нему словъ и продолжалъ растерянно смотрѣть и даже улыбаться.
И эта улыбка была улыбкой затравленнаго звѣря.
Потомъ Травкинъ поглядѣлъ туда, гдѣ обыкновенно сидѣлъ столоначальникъ, но тамъ его не было. Не было и начальника отдѣленія, такъ какъ сегодня въ комитетѣ разсматривался какой-то сложный вопросъ и всѣ болѣе или менѣе выдающіеся чиновники присутствовали при докладѣ.
Иванъ Петровичъ поднялся съ мѣста и направился къ пріемной, но тамъ уже никого не было, и онъ вернулся къ столу.
Что съ вами, Иванъ Петровичъ? Не больныли вы? — спросили его.
Да, да... Какъ же... Именно вотъ! пробормоталъ онъ. — Непремѣнно надо сдѣлать...
Чиновники переглянулись, и въ комнатѣ ясно послышалось:
Выпилъ нашъ Травкинъ! Съ похмѣлья онъ...