Монологъ нововременскаго Фамусова
Произнесенъ въ семейномъ кругу редакціи и записанъ
«Ноипш-емъ» изъ группы бѣгуновъ.
Суворинъ (добродушно размахивая палкой).
На все свои законы есть: Вотъ, напримѣръ, у насъ ужъ изстари ведется,
Что фикція — и стыдъ, и честь.
Сотрудникъ плохенькій, да если наберется
Понятій правильныхъ да стыдъ отброситъ
свой,
Тотъ намъ — родной.
Другой хоть прытче будь, надутый всякимъ чван
ствомъ, Пускай себѣ разумникомъ слыви,
Въ газету не войдетъ, на насъ не подиви! Вѣдь только мы еще и дорожимъ газетнымъ
хамствомъ...
Но это — не одно. Коль хочешь ѣсть
хлѣбъ-соль,
Пожалуй, приходи, изволь,
Дверь отперта для званыхъ и незваныхъ И даже хоть изъ иностранныхъ,
Хоть честный человѣкъ, хоть нѣтъ,
Для насъ ровнехонько: про всѣхъ готовъ обѣдъ.
Возьмите вы: отъ головы до пятокъ Нововременцы всѣ имѣютъ отпечатокъ.
Извольте посмотрѣть на нашу молодежь,
На юношей, сынковъ и внучатъ. Журимъ мы ихъ, а если -не хорошъ,
То ихъ тотчасъ уму научатъ.
А наши старички? Какъ ихъ возьметъ задоръ, Засудятъ о дѣлахъ: что слово — приговоръ!
Буренинъ, Розановъ — все славные ребята,
Ума палата,
Вѣдь столбовые все, въ усъ никому не дуютъ, А о правительствѣ иной разъ такъ толкуютъ,
Что если-бъ кто подслушалъ ихъ бѣда!
Не то, чтобъ новизны вводили — никогда,
Спаси насъ Боже! Нѣтъ, а придерутся Къ тому, къ сему, а чаще ни къ чему,
Поспорятъ, пошумятъ и разойдутся: Прямые канцлеры въ отставкѣ по уму. Зато и отличенъ я по заслугамъ:
Въ комиссію печати ѣзжу цугомъ,
Успѣхъ реформъ держу въ своихъ рукахъ,
Вселяю ненависть къ жидамъ, въ жидахъ же
страхъ,
И даже вѣдаю отчасти русскимъ флотомъ,
Театръ держу и числюсь патріотомъ. Суворинъ — я. Не князь, не графъ,
Но строгій взглядъ, надменный нравъ. Когда же надо подслужиться,
И я сгибаюсь въ перегибъ.
Разъ мнѣ случилось оступиться, Да такъ, что чуть ужъ вовсе не погибъ.
Заохалъ я, и голосъ хрипкій
Былъ тотчасъ же пожалованъ улыбкой.
Я и пошелъ кататься колесомъ.
И въ люди вышелъ я затылкомъ, а не лбомъ. А? какъ по вашему? По нашему — смышленъ. Упалъ я больно, всталъ здорово.
Зато къ сановникамъ кто чаще приглашенъ? Кто слушаетъ отъ нихъ привѣтливое слово? Конечно, только я. Кому отъ всѣхъ почетъ?
Все мнѣ. А это шутка!
Въ чины выводитъ кто и пенсіи даетъ?
Одинъ лишь я! Вы, нынѣшніе, ну-тка!..
(Нынѣшнихъ въ редакціи не оказывается.
Всѣ умильно улыбаются. Ихъ сюртуки поднимаются сзади и настолько, что можно видѣть размахивающіеся хвостики).
Пассажирка
(съ натуры).
Дачный поѣздъ. Равнодушно стоятъ кондуктора около дверей и ждутъ звонка.
На платформѣ появляется высокая, не потерявшая своей стройности, женская фигура. Она въ сильно по
ношенномъ салопѣ; на головѣ убого пестрѣютъ какіето красные цвѣты шляпы.
Въ рукахъ у нея лорнетъ съ отбитой ручкой. Во всей фигурѣ старой женщины есть что-то жалкое. Она медленно и съ достоинствомъ обходитъ плат
форму и осматриваетъ вагоны. Вотъ она прошла разъ, другой, третій.
— Кондукторъ! — кричитъ она и останавливается около вагона второго класса. — Это невозможно!
— Что прикажете? — сонно отзывается кондукторъ. — Это — невозможно! — повторяетъ женщина, умыш
ленно повышая голосъ. — Гдѣ у васъ тутъ первый классъ?
— Въ дачныхъ поѣздахъ не полагается! — отвѣчаетъ кондукторъ и зѣваетъ.
— Это — невозможно! Какіе порядки! — негодуетъ старуха, еще разъ черезъ лорнетъ съ отломанной ручкой осматриваетъ поѣздъ и направляется къ кассѣ.
Черезъ нѣколько минутъ ея странные и убогіе цвѣты глядятъ изъ вагона ІІІ - го класса.
И тѣмъ же громкимъ и внушительнымъ голосомъ она кричитъ изъ вагона:
— Кондукторъ! Убери отсюда махорку! Я не выношу ея запаха!..
Мужики смотрятъ на важную сосѣдку и на губахъ ихъ, замираетъ невольная улыбка жалости.
— Я буду жаловаться! повторяетъ она. — Какіе порядки! Мнѣ тутъ душно! душно! Мнѣ нечѣмъ дышать!.. Въ вагонѣ кто-то хихикаетъ.
— Хамы! — кричитъ старуха. — Если бы былъ живъ мой мужъ... Онъ запоролъ бы васъ...
Смѣхъ усиливается.
— Запорю! велю запороть! — кричитъ она и черезъ секунду добавляетъ уже другимъ тономъ. — Боже! до чего я дошла!..
Поѣздъ трогается и заглушаетъ старухинъ голосъ...