Макаръ извинился и прилегъ было на кушетку, какъ вдругъ его жена подбѣжала къ нему и стала его тормошить.
— Пиши, Макарушка! — говоритъ. — Пиши, ради Бога, сейчасъ. А то и насъ, и себя погубишь!
Я заинтересовался, какъ можетъ писать человѣкъ въ состояніи полусна.
Однако, Макаръ всталъ, подошелъ къ столу и сталъ писать.
Клянусь, онъ храпѣлъ во время писанья. И мнѣ самому страшно хотѣлось спать при видѣ этого.
Не прошло однако и получаса, какъ статья была готова, и Макаръ сталъ ее выправлять. Я попросилъ его прочесть статью.
Макаръ ухмыльнулся, подошелъ къ окнамъ, закрылъ ихъ, притворилъ двери, поводилъ носомъ по воздуху и сталъ читать.
Съ первыхъ же строкъ напалъ на меня паническій страхъ. Все, что онъ написалъ, было такъ ужасно... и даже не ужасно, а именно страшно... и даже не страшно, а этакъ... ну, какъ бы сказать, этакъ ужасающе нецензурно.
Я крикнулъ:
— Не надо! Пожалуйста, не надо! Сдѣлай милость, не надо!
Прибѣжала Макарова жена и въ слезахъ стала причитывать:
- И что ты, свѣтъ-Макарушка, дѣлаешь? На кого ты насъ покида-а-ешь?
Макаръ встрепенулся и быстро сжегъ рукопись. Я успокоился, а Макаръ опять сѣлъ писать.
Я хотѣлъ было его остановить, но онъ неумолимо водилъ рукою по бумагѣ, а Макарова жена шептала мнѣ:
— Пусть пишетъ! Вѣдь, я стерегу, чтобы никто не вошелъ... Онъ этакъ попишетъ до ве
чера, а тамъ на него и настоящее вдохновеніе найдетъ...
Я пожалъ плечами и черезъ полчаса опять заглянулъ къ Макару. Онъ опять сталъ мнѣ чи
тать, и хотя на этотъ разъ статья была уже не такъ ужасна, но все-таки въ ней было много такого, что никоимъ образомъ не могло вязаться со всѣмъ тѣмъ, что мы переживаемъ.
Я зажалъ уши, а Макарова жена собственноручно сожгла и эту рукопись.
Только поздно ночью статья была окончательно готова. Макарова жена самолично просмотрѣла рукопись, вычеркнула изъ нея добрую половину и прочла.
Макаръ писалъ нѣжно, какъ голубь, о томъ, что не мѣшало бы въ рѣкѣ Ориноко развести русскихъ щукъ для улучшенія тамошняго рыбоводства.
А когда Макаръ замѣтилъ мой недоумѣвающій взглядъ, онъ отвѣтилъ мнѣ:
Я долженъ разрядиться! Я долженъ стрѣлять только холостыми зарядами... Понялъ? Это— обязанность русскаго публициста!
— Что ты говоришь?! — ужаснулся я.
— Холостой зарядъ столь же громокъ, какъ и боевой, но менѣе зловреденъ! Русскіе публи
цисты должны разоружиться! Да здравствуетъ рѣка Ориноко и ея рыбоводство!
Макаръ засмѣялся. А отъ его смѣха мнѣ стало жутко. Мы разстались.
Л - ВЪ
Завоеватели
Сначала мы: хотѣли завоевать Дальній Востокъ мирнымъ путемъ, слѣдуя девизу: «безъ образовъ и безъ войскъ», затѣмъ попробовали сдѣлать это вооруженными силами, взявъ девизомъ: «съ образами и съ войсками»,— но оба способа намъ не уда
лись и использовали ихъ: лишь пилигримъ «безъ обра
зовъ» и Мальбругъ «съ образами».
ТЕРМИДОРЪ.
— Пиши, Макарушка! — говоритъ. — Пиши, ради Бога, сейчасъ. А то и насъ, и себя погубишь!
Я заинтересовался, какъ можетъ писать человѣкъ въ состояніи полусна.
Однако, Макаръ всталъ, подошелъ къ столу и сталъ писать.
Клянусь, онъ храпѣлъ во время писанья. И мнѣ самому страшно хотѣлось спать при видѣ этого.
Не прошло однако и получаса, какъ статья была готова, и Макаръ сталъ ее выправлять. Я попросилъ его прочесть статью.
Макаръ ухмыльнулся, подошелъ къ окнамъ, закрылъ ихъ, притворилъ двери, поводилъ носомъ по воздуху и сталъ читать.
Съ первыхъ же строкъ напалъ на меня паническій страхъ. Все, что онъ написалъ, было такъ ужасно... и даже не ужасно, а именно страшно... и даже не страшно, а этакъ... ну, какъ бы сказать, этакъ ужасающе нецензурно.
Я крикнулъ:
— Не надо! Пожалуйста, не надо! Сдѣлай милость, не надо!
Прибѣжала Макарова жена и въ слезахъ стала причитывать:
- И что ты, свѣтъ-Макарушка, дѣлаешь? На кого ты насъ покида-а-ешь?
Макаръ встрепенулся и быстро сжегъ рукопись. Я успокоился, а Макаръ опять сѣлъ писать.
Я хотѣлъ было его остановить, но онъ неумолимо водилъ рукою по бумагѣ, а Макарова жена шептала мнѣ:
— Пусть пишетъ! Вѣдь, я стерегу, чтобы никто не вошелъ... Онъ этакъ попишетъ до ве
чера, а тамъ на него и настоящее вдохновеніе найдетъ...
Я пожалъ плечами и черезъ полчаса опять заглянулъ къ Макару. Онъ опять сталъ мнѣ чи
тать, и хотя на этотъ разъ статья была уже не такъ ужасна, но все-таки въ ней было много такого, что никоимъ образомъ не могло вязаться со всѣмъ тѣмъ, что мы переживаемъ.
Я зажалъ уши, а Макарова жена собственноручно сожгла и эту рукопись.
Только поздно ночью статья была окончательно готова. Макарова жена самолично просмотрѣла рукопись, вычеркнула изъ нея добрую половину и прочла.
Макаръ писалъ нѣжно, какъ голубь, о томъ, что не мѣшало бы въ рѣкѣ Ориноко развести русскихъ щукъ для улучшенія тамошняго рыбоводства.
А когда Макаръ замѣтилъ мой недоумѣвающій взглядъ, онъ отвѣтилъ мнѣ:
Я долженъ разрядиться! Я долженъ стрѣлять только холостыми зарядами... Понялъ? Это— обязанность русскаго публициста!
— Что ты говоришь?! — ужаснулся я.
— Холостой зарядъ столь же громокъ, какъ и боевой, но менѣе зловреденъ! Русскіе публи
цисты должны разоружиться! Да здравствуетъ рѣка Ориноко и ея рыбоводство!
Макаръ засмѣялся. А отъ его смѣха мнѣ стало жутко. Мы разстались.
Л - ВЪ
Завоеватели
Сначала мы: хотѣли завоевать Дальній Востокъ мирнымъ путемъ, слѣдуя девизу: «безъ образовъ и безъ войскъ», затѣмъ попробовали сдѣлать это вооруженными силами, взявъ девизомъ: «съ образами и съ войсками»,— но оба способа намъ не уда
лись и использовали ихъ: лишь пилигримъ «безъ обра
зовъ» и Мальбругъ «съ образами».
ТЕРМИДОРЪ.