По «независящимъ›› обстоятельствамъ рисунки и виньетки, предназначенные для настоящаго номера, не могутъ быть помѣщены.

Ночь

31 іюля 1905 г.ЗРИТЕЛЬ
Спитъ городъ, огромный городъ. Спитъ...
Безцвѣтная, сѣрая ночь развѣсила всюду свинцовыя тѣни. И все кажется не въ томъ видѣ, въ какомъ есть.
Изъ моего окна виденъ спящій городъ и свинцовыя тѣни.
Я не узнаю города, мертваго города.
Лѣсъ фабричныхъ трубъ кажется мнѣ длинною, безконечною колонадою, на которую опирается небо, тусклое, безжизненное, словно вы
линявшее и утерявшее свои краски. Небо и трубы и ничего больше. И небо, и трубы кажутся окрашенными однообразной, сѣрой краской...
Скучно смотрѣть на нихъ. Изъ окна я не вижу домовъ, не вижу улицъ. Какая-то однообразная масса недвижно спитъ.
Я съ нетерпѣніемъ жду свѣта и лучей. Жду долго. Свинцовыя тѣни блѣднѣютъ, но не исчезаютъ.
Я вижу, какъ колонада трубъ начинаетъ малопо-малу дымиться и коптить небеса, которыя она поддерживаетъ. Дымъ становится чернѣе и чер
нѣе. И вдругъ одна колонна, потомъ другая, третья, и всѣ разомъ издаютъ крикъ.
И я не вижу, но слышу шаги, поспѣшные шаги многихъ людей. Они прошли, и опять тихо.
Опять колонада кричитъ, зоветъ на этотъ разъ рѣшительнѣе и строже...
Потомъ опять все стихаетъ, улицы замираютъ, и городъ, огромный городъ опять спитъ.
Я оглядываюсь: свинцовыя тѣни исчезли и ушли далеко за горизонтъ.
Гдѣ-то начинается жизнь, но изъ моего окна мнѣ не видно ея.
— Вы больны! — говоритъ мнѣ хозяйка. — Вы опять не спали?
Моя квартирная хозяйка — добрая старуха, которая держитъ меня на квартирѣ «изъ жалости». Она приходитъ ко мнѣ каждое утро и приноситъ мнѣ стаканъ спитого чаю. Я пью...
Ложитесь! Вы больны!..
Я ложусь послушно, закрываю глаза.
Раздается громъ, блеститъ молнія, я кричу, кто-то зоветъ меня.
Передо мной хозяйка.
Вставайте-ка! — говоритъ она .— Двѣнадцать
часовъ. Ужъ пушка пробила...